Хохот Келлера присоединился к общему веселью. Кэл, не мигая, переводил взгляд с одного ковбоя на другого, и они, смотря на это бесстрастное напряженное лицо, чувствовали незнакомую силу в блестящих голубых глазах и один за другим переставали смеяться.
Келлер хохотал дольше всех. Наконец успокоившись, он стал ходить вокруг Кэла, рассматривая его со всех сторон.
– Знаешь что, Смит, я не люблю возиться со скотом, по натуре я боец. И я не хочу работать на эту спесивую бабенку. Но черт с ней! Мне нужны деньги, а деньги мисс Батлер ничем не отличаются от любых других.
Келлер оперся на стол и зло уставился на Кэла.
– А теперь, Смит, я скажу тебе, чего я не стану делать ни за какие деньги. Я никогда не стану выполнять приказы чертовых апачей! Любой из моих приятелей скажет тебе то же самое. Верно, ребята?
Те дружно подтвердили свое согласие. Кэл невозмутимо сказал:
– По-моему, сначала нужно проверить, кто из нас сильнее.
Где бы он ни появлялся, везде было одно и то же. Кэл привык к тому, что белые ненавидят его; они не могли простить, что его вырастили апачи. Белое население Аризоны ненавидело все, что было связано с апачами, даже если у тебя светлые волосы и голубые глаза.
– Первым будешь ты? – спросил Кэл у Келлера.
– Думаю, да.
Мужчины с готовностью расчистили место для схватки. Со всех сторон слышались подбадривающие возгласы. Кэл и Келлер стали медленно кружить по площадке, внимательно высматривая слабые места друг друга. Первый удар нанес Келлер – мощный апперкот. Кэл отскочил в сторону и ударил в челюсть. Келлер выстоял и стукнул Кэла по голове, но сразу же упал на пол, зацепившись за выставленную ногу Кэла. Кэл бросился на соперника еще до того, как тот коснулся пола. Теперь у Кэла было неоспоримое преимущество – в борьбе апачи всегда были самыми серьезными противниками, сила их мускулов, изворотливость и выносливость помогали им побеждать.
Келлер пытался нанести ответный удар, но не мог освободиться от захвата, который прижал его к полу и сделал практически беззащитным. Не смотря на явное поражение Келлер все-таки сопротивлялся до тех пор, пока не изловчился вытащить нож из сапога. Когда лезвие блеснуло в свете фонаря, подбираясь к спине Кэла, раздался одобрительный рев зрителей, но их ожидания не оправдались: Кэл перехватил запястье Келлера. Внезапно нож, как бы сам собой, оказался в руке Кэла, а Келлер был не в силах ослабить его мертвую хватку. Кэл уселся на груди повергнутого противника и поднес лезвие к его горлу – блестящая поверхность затуманилась от частого тяжелого дыхания. Воцарилась тишина. Казалось, что все, наблюдавшие эту сцену, разом перестали дышать и боялись пошевелиться из страха, что нож вонзится в Келлера.