- Весна, - поговорили мы.
В двенадцать, когда, взглядывая в зеркальце, положенное в стол, она закусывала, я подъехала к ней. Колбаса лежала на газете. "И избил, - прочла я, - проходившую гражданку по улице Москвы". Я кашлянула скромно.
- Вы будете на вечере? - спросила я.
Все были приодеты. Благовония носились. К лампочкам были привязаны бумажки. Хвоя сыпалась. Подшефный середняк сидел с товарищ Шацкиной и кашлял.
Выступали физкультурники в лиловых безрукавках, подымали руки, волоса под мышками показывались. Хор пел.
Балалаечники, поводя глазами, забренчали. Мы покачивались на местах, приплясывая туловищами.
Товарищ Шацкина, довольная, оглядывала нас: - Хорошо, - зажмуривались мы и хлопали ладошками. Содружественная часть подтопывала.
- тихо,
- Как когда я была маленькая, завертелся вальс,
кругом,
и ветер на сопках рыдает.
- Я пойду на лекцию, - перестав смотреть на дверь, сказала Иванова, нет ли там чего, - и вытащила пудру: озеро с кувшинками и лебедь.
Подмерзло. Две больших звезды, как пуговицы на спине пальто, блестели. Над театром, красные, окрашивая снег на площади и воздух, горели буквы. Люди в кепках проходили.
Я - приглядывалась к ним.
Сад цвел на сцене. Нимфа за кустом белелась, прикрывая грудь. Митрополит Введенский возражал безбожнику губернского значения Петрову.
Мы рассматривали зрителей. Отец сидел, зевая. Он кивнул мне. Гостьи, - объяснил он.
- Вот он, - засияла Иванова и толкнула меня: Жоржик с электрической увидел нас.
- Электрик, - рекомендовался он мне.
- Выйдемте, - сказала Иванова и в фойе, отсвечиваясь в мраморных стенах, под пальмой упрекала его. Он оправдывался, задирая брови. - Я хотел прийти, - в чем дело? - говорил он, - но, представьте, прачка подвела. - А ну вас, - отворачивалась Иванова томно.
Препираясь, мы спустились к улице Москвы. Бензином завоняло. Невский вспомнился - с автомобильными лучами и кружащимися в них снежинками.
От бакалейной, наступая на чужие пятки, мы шагали до аптеки и повертывались. Милиционериха стояла скромно, в высоко надетом поясе. Встряхнулась лошадь, и бубенчик вздрогнул.
- Пушкин, где ты? - говорили впереди. Конфузясь, Иванова прыскала. Товарищи, - солидно сказал Жоржик. - Неудобно. - Нa плешь, - оглянулись на него.
Снимая шапку, он раскланивался. - Доброго здоровья, - восклицал он. Я присматривалась.
У больших домов отец догнал меня. Он что-то говорил, смеясь, и пожимал плечами. Я поддакивала и хихикала, не вслушиваясь. Было пусто в переулках. Вырезанные в ставнях звезды и сердца светились.
- в магазине Кнопа,