- пели за углом.
Маман была оживлена. Сапожной мазью и помадой пахло. Библия лежала на столе.
- Все, все предсказано здесь, - радостно сказала нам маман и посмотрела значительно.
3
Маман прислушалась. - Идут, - вскочила она и концами пальцев обмахнула грудь - как стряхивают крошки.
Как всегда, мы вышли переждать под грушами.
Кулич был виден. Цинерария стояла на окне.
Христос,
- задребезжали в доме. Запах церкви прилетел. Кругом звонили. Кошка, глядя вверх, следила за аэропланами. Затопотали по ступенькам. Духовенство, надевая шляпы и качая талиями, спускалось, и маман, величественная, с крыльца кивала ему.
Прибыли хозяева и поздравляли. - Милости прошу, - усаживала их маман. Все улыбались.
- Я к больным, - сказал отец. Я тоже улизнула. Вилки и ножи стучали вслед.
Гуляли семьи. Маленькие дети спали на руках. Колокола звонили. "Праздники, - расклеены были афиши, - дни есенинщины".
Гостьи семенили, горбясь, - торопились к нам, в роскошных кофтах и в чалмах из шалей. Я свернула в садик, нелюбезная.
Шуршали листья - прошлогодние. Травинки пробивались.
- В Пензе, - разговаривали на скамье, - все женщины безнравственны.
Подкралась Иванова, ткнула меня пальцем и сказала: - Кх. - Она благоухала. Коленкоровые фиалки украшали ее.
- Я тянула счастье, - засмеялась она.
Хлопала калитка. Совработники в резиновых пальто входили. Щелкнув сумкой, мы смотрелись в зеркальце. Часы пробили. - Знаю, - встала Иванова, где он.
Громкоговорители на площади хрипели. Кавалеры в новеньких костюмах, положив друг другу руки на плечи, толпились над лотками. Яйца стукались. В окне светился транспарант с цитатой, и веревка, унизанная красными бумажками, висела. Мы вошли. Засаленными книжками воняло. Подпершись, библиотекарша сидела за прилавком. Дама в профиль красовалась на ее воротнике.
- У вас щека запачкана, - сказала Иванова.
- Это от пороха, - ответила она и посмотрела гордо.
Общество друзей библиотеки заседало - Жоржик и стеклографистка Прохорова. В голубом, она жевала что-то масляное, и ее лицо блестело.
Жоржик был рассеян. Вдохновенный, он ерошил волосы. "Проклятие тебе, раскрашивал он надпись, - мистер Троцкий". Вежеталем "Виолетт де Парм" пахло.
- Лозгун? - приблизившись, спросила Иванова мрачно. Я посторонилась. "Виринея" и "Наталья Тарпова" лежали на рекомендательном столе. В газете я нашла товарищ Шацкину: она идет в рядах, - "Прочь пессимизм и неверие", несет она плакатик, - "Пуанкаре, получи по харе", - реет над ней флаг.
Дождь хлынул. Отворилась дверь. Все посмотрели. - Гришка с огородов, объявила Прохорова.