Учеба на химическом факультете запомнилась еще одной интересной историей...
Как-то я познакомился со студенткой психологического факультета из Восточной Германии. Звали ее Хильтрауд Мертен. У нас очень быстро завязались близкие отношения, и мы встречались несколько месяцев. Она увлекалась фотографией, и у меня сохранилось множество ее снимков, на которых запечатлена почти вся история нашего романа. В том же шестьдесят пятом году она пригласила меня к себе в Германию на два летних месяца.
Оформляя поездку, я очень боялся, что Органы меня не выпустят из страны. К тому времени мои спортивные достижения уже привели меня в сборную команду студенческого спортивного общества "Буревестник". То ли сыграла роль хвалебная характеристика университетского "треугольника": парткома, профкома и комитета ВЛКСМ, поддержанная ходатайством Ректората; то ли тот сотрудник в Органах, у которого находились нелестные сведения обо мне, был в отпуске; то ли там посчитали, что в Восточную Германию меня можно выпустить, но мне выдали заграничный паспорт и туристическую визу.
Семья Хильтрауд проживала в небольшом городке Нойштадт-Глеве, затерявшимся недалеко от Шверина и Ростока. Нойштадт-Глеве расположен у живописнейшего озера, на берегу которого находился и санаторий для больных туберкулезом. Но прежде, чем приехать туда, мне пришлось несколько дней дожидаться Хильтрауд в Восточном Берлине: вышло так не по моей вине.
Я впервые оказался за границей и был просто поражен. Я столкнулся с совершенно другой, очень богатой, по мнению простого советского парня, жизнью. Я видел переполненные дешевыми товарами магазины, со вкусом одетых людей. Мягкое и очень внимательное отношение ко мне абсолютно незнакомых людей.
Особенно поразила повышенная любезность продавцов в магазинах. Я с удивлением наблюдал, как неутомимо носится продавец, готовый терпеливо выкладывать и выкладывать передо мной товары, пока я не выбирал то, что мне понравилось. Если же я так и не выбирал ничего, перед мной вежливо извинялись за то, что не сумели удовлетворить мои потребности, и просили заходить еще. Честно говоря, было приятно.
Когда я приехал в Берлин, Хильтрауд меня не встретила потому, что мое письмо к ней с точной датой моего прибытия, где-то задержалось. Я дозвонился в Нойштадт-Глеве с вокзала, и Хильтрауд пообещала приехать за мной через несколько дней.
По ее совету я обратился в Красный Крест, куда позвонил ее отец, и в связи с малым количеством наличности меня определили в бесплатный пансионат Красного Креста. Этот пансионат представлял собой небольшой домик, похожий на Дом колхозника в СССР. Огромное помещение было сплошь заставлено кроватями. Из жизни в этом пансионате запомнилось только одна шокирующая деталь: ровно в шесть утра, когда, как говорится, самый хрупкий сон, раздавался мерзкий пронзительный женский голос, способный, наверное, разбудить и мертвеца: