По щиколотки проваливаясь в сырую грязь, Соня входит в огромные ржавые ворота и оказывается на песочной площади, разъезженной колёсами самосвалов, у подножий бетонных столбов, пронизанных ржавыми прутьями, которыми магия мёртвых скрепляет вещество бетона. На краю площади, на песочной насыпи пылает куча пропитанной мазутом стекловаты, напоминающая почерневший труп носорога. Соню накрывает тень передвигаемого краном по воздуху штабеля белых плит, и она, задрав голову, что есть силы кричит наверх. Её голос как подобное вписывается в скрежет крановых цепей и металлических тросов о края бетонных плит, прожекторных креплений, напрягаемых бешеной силой ветра. Он летит в квадратные глазницы незастеклённых окон, и зодчие своих смертей видят призрак чайки, несомой ветром в глубину восставшего из земли камня, большую глубины звёздного неба над головой. Лавина пронзительных криков раздаётся в ответ, лица искажаются болью, которую не измерить живым, куски кирпича и острые мастерки, отравленные строительным раствором, летят сверху в Соню, взрывы песка окружают её. Соня убирает волосы с виска и в это место сразу попадает четверть кирпича, разломанного руками четырнадцатого Христа — Христа строителей и углекопов. Соня падает назад, раскинув руки, и галактические реки ускоряют своё течение, омывая лицо её ледяной водой, прозрачные рыбы, наполненные взвешенными крупицами света, целуют её в голое тело, и все сорок восемь направлений ветров, из которых людям известны только четыре, открываются перед ней, и она видит ответ на свой вопрос.
Она видит геометрическое поле, покрытое чёрным мрамором, огромное как пустой аэродром, и посредине его четырёхгранную пирамиду из чёрного стекла, в гранях которой высечены ступени, и двенадцать прекрасных комсомолок, стоящих в симметрично правильных местах, с факелами, заплетёнными косами и комсомольскими значками на чёрных платьях до колен, и лес из зеркальных антрацитовых деревьев, и падающий между стволами снег, усыпающий волосы бесчисленных рядов пионеров, отдающих вечных салют, и три чёрных озера, с поверхности которых поднимается гробовой туман, и чёрную башню между ними, отражающуюся в зеркальной глади концентрированного в кромешную подземную жидкость солнечного огня, и само солнце, висящее посередине чёрного звёздного неба, горящее языками пламени по краям, но не дающее света земле.
Она слышит гром подземных поездов, несущихся в непроницаемой тьме, закрытой почвой от глаз, где вибрирует скрежещущая поступь цехов, перерабатывающих известь в соль, камень в хлеб, дерево в человеческую плоть. Она угадывает спрятанный в тверди простор, полный вишнёвых садов, белых куполов и цветущих полей, недоступных органам зрения, потому что свет сразу гаснет в таинственном прохладном пространстве их бытия, она угадывает след того, кого ищет, потусторонний взгляд его сощуренных глаз, и её вновь охватывает испепеляющее желание увидеть его лицо.