Несущий олово ручей образовал водоворот в своем каменистом ложе. Ликос много размышлял о том, откуда берется олово в ручье. Он водил племянника вверх по склону, показывая ему черные вкрапления в красноватой скале. Здесь тоже было олово, но добывать его было проще, спустившись пониже. Там, в пересохшем русле, олова было много, его вымывало из мягких разрушенных водой пород. Оно залегало близко к поверхности – прежде его даже можно было отыскать на самой земле – но оттуда его уже давно выбрали дочиста. Теперь приходилось закапываться в грунт, до слоя, где черные камешки были перемешаны с песком. Деревянный промывочный желоб оставался на месте, впрочем, он заметно прогнил и нуждался в починке. На дне все еще темнели крупицы олова – там, где вода унесла более легкие частицы. Конечно, олово приходилось добывать с большими трудами. Крупицы металла по большей части были заключены в крупных кусках породы, их разбивали тяжелыми молотами – на скале еще видны были борозды и углубления там, где дробили породу.
Печи тоже никуда не делись. Это было существенно: Эсон не знал, как они устроены. На первый взгляд все было просто, каждая печь располагалась в конической рытвине, сбоку шел косой желоб – для мехов. Эсон не знал, как соорудить такую печь, не знал, как она устроена внутри. К счастью, печи уцелели, а загружать их он умел. Значит, можно добыть руду и выплавить олово, Перимед пошлет сюда корабль – рано или поздно царь захочет возобновить работы на копи. И тут окажется, что все в полном порядке и для Микен собран обильный урожай.
– Всех убили, – проговорил Эйас, и Эсон впервые обратил внимание на то, как много костей разбросано повсюду.
Человеческие кости, скелеты – все без голов. И ни панциря, ни кинжала – только выбеленные солнцем лохмотья одежды, ткани и кожи.
– Здесь полегли микенцы, – выкрикнул Эсон. – Мы отомстим! – Во внезапном порыве, представив себе горькую погибель сородичей в этих краях, столь удаленных от крепкостенных Микен, Эсон вырвал меч из ножен и взметнул его над головой.
– Мщение! – рычал он. – Мщение! – давая выход переполнявшей его ненависти, Эсон заскрипел зубами: смерть посетит многих здешних мужей.
На вершине холма, высоко над ними, в тени буков сидел человек. Тело его почти целиком прятал подлесок, лишь голова виднелась среди ветвей кустарника. Он не шевелился. Лицо его казалось частью игры света и тени.
Он был безмолвен, как раскрашенная статуя. Кожа его была вымазана мелом, и легкие светлые волосы под белой коркой казались еще светлее. Щеки и подбородок человека были чисто выбриты, но с верхней губы свисали густые усы. Они были зачесаны в стороны и облеплены смесью глины и мела, так что, высохнув, они образовывали нечто вроде рогов зверя или клыков вепря. Губы воина под окаменевшими усами разошлись в ухмылке, он жадно облизался. Он пришел сюда издалека, он долго шел и уже почти потерял надежду на обещанное сокровище. Теперь же оно будет принадлежать ему.