— Ты настоящая маленькая тиранка, вот ты кто, — говорила мать с интонацией, колеблющейся между любовью и раздражением.
— Тиран — это Нерон, — отвечала Марта.
— Нет сомнения, даже Нерон иногда отпускал свою маму погулять.
— Не-а. Нерон приказал убить свою маму, нам мистер Хендерсон сказал. — Эй, Марта, говорила она себе, теперь ты точно «зарываешься».
— Если так и дальше пойдет, скорее уж я тебе яду в суп подсыплю, — парировала мать.
Как-то раз они складывали простыни, высохшие на веревке во дворе. Внезапно, словно бы обращаясь сама к себе, но достаточно громко, чтобы слышала Марта, мать произнесла:
— Вот единственное, для чего нужен второй человек. Они продолжали складывать простыни, не говоря ни
слова. Растянуть вширь (руки у тебя еще коротковаты, Марта), поднять, ухватить верхний угол, опустить левую руку, подхватить уголок не глядя, растянуть по косой, потянуть на себя, перевернуть и-и-и подхватить, а теперь тяни, тяни (сильнее, Марта), и, шагая навстречу, дотянуться до маминых рук, опустить и подхватить, еще разок на себя, вот и сложили, передай мне и подожди следующую.
Единственное, для чего нужен второй человек. Когда они тянули, по полотну словно бы пробегал некий ток — нечто объединяющее, словно не только в простыне дело. Странное влечение: сперва тянете вы, точно пытаясь отдалиться друг от друга, но простыня вас не пускает, а потом как бы сама начинает вас тянуть, сбивая с ног, и подтаскивает друг к дружке. Неужели так всегда?
— Ой, я не тебя имела в виду, — сказала мать и неожиданно обняла Марту.
— Какого сорта был папа? — спросила Марта позже, в
тот же день.
— В смысле «какого сорта»? Папа был… папа.
— Я спрашиваю, кто он был, подлец или бесхребетник. Который из них?
— Даже не знаю…
— Ты говорила, они бывают только двух сортов. Ты так
сказала. Кто он был?
Мать пристально посмотрела на нее. Какая-то новая напористость.
— Ну что ж, если уж выбирать одно из двух, то он был бесхребетник.
— А как можно узнать?
— Что он был бесхребетник?
— Нет, как отличить подлецов от бесхребетннков?
— Марта, ты до таких вещей еще не доросла.
— Мне нужно знать.
— Нужно знать? Зачем?
Марта замялась. Она знала зачем, но вслух сказать боялась.
— Чтобы я не повторила твоих ошибок.
И осеклась, потому что ожидала от матери слез. Но плач был теперь не в характере ее матери. Взамен мать разразилась сухим смешком — то был ее нынешний коронный номер.
— Какое мудрое дитя я родила. Смотри, Марта, не состарься прежде времени.
Ага, репертуар обновился. «Не зарывайся». «Где это ты набралась таких мыслей?» А теперь, значит, «не состарься прежде времени».