— Как они его раздобыли? — задумчиво спросила Лики.
— Если бы я знала. Обычно тетрадка вместе с дневником и письмами у меня заперта. Но на этот раз я забыла ее в ночном столике. Я ведь не могла подумать, что она может кого-то заинтересовать и что ее потихоньку... Ой, нет!
— В ящике, в тумбочке? — удивилась Лики. — Но как из твоей тумбочки она могла попасть к мальчишкам?
Об этом я и не подумала. Но именно это больше всего волновало Лики.
— Это должен был сделать кто-то из нашей комнаты. Или, во всяком случае, из нашей группы. Кто же может быть таким поросенком? Ничего, уж это я дознаюсь. Так этого оставлять нельзя. А теперь постарайся быть выше. Сейчас надо идти в класс. Вайномяэ уже спрашивала о тебе. Я сказала, что тебе стало плохо. Она послала меня посмотреть, что с тобой. Ну, пойдем. А то еще придет сама, тогда объясняйся.
Всегда нужно держать себя в руках. Если долго упражняться, то это вполне возможно.
Вайномяэ спросила только, могу ли я быть на уроке. Я кивнула, и она больше ни о чем не допытывалась.
К концу урока, когда она стала спрашивать, она вызвала меня прочитать какое-либо из стихотворений Лийва. Совершенно механически я начала первое, что пришло в голову.
Кто хочет нравиться, тот всегда,
подумав «нет», отвечает «да»...
Я заметила, как Энту резко повернулся и сквозь очки уставился на меня, как кошка на голубя. Я подняла голову. Слова приобрели какой-то новый смысл. Они не совсем соответствовали случившемуся, но в них был вызов всем подлым людям.
Кто верен себе, своему уму,
тот смерти назло и назло всему
не тщится нравиться никому...
Я бросила эти слова, как перчатку, прямо в лицо своим врагам, тем, кто сидел слева. Возможно, что они поняли это. Во всяком случае, Энту и Ааду наклонились друг к другу и что-то зашептали.
Учительница же, конечно, восприняла мое выступление со своей точки зрения:
— Так, ты когда-нибудь училась декламации?
— Нет, — в замешательстве ответила я.
— Прочти, пожалуйста, еще что-нибудь. Что-нибудь лирическое. Какое стихотворение Лийва ты любишь больше всего? Можешь прочесть и по книге.
— Я не знаю. Очень многие нравятся.
— Ну, а все-таки...
Я начала читать «Осенний цветок». Я его знала на память, хотя его нам не задавали. Но оно мне очень-очень нравится. Я не обращала внимания на то, что и на левом крыле все глаза были обращены ко мне и уши ловили каждое мое слово. Читала, подбодряемая взглядом учительницы, читала только для нее и для себя:
...Солнце старое и усталое
на цветок глядит, словно мачеха.
Дочь приемную, нелюбимую,
выдавали так без приданого.