— Доклад был очень содержателен и обширен. Только одно мне не ясно. А именно — где же тут великий героизм? Я лично во всем этом вижу один определенный факт. Человек, попавший в тяжелое положение, ну, в данном случае ему угрожала смертельная опасность, изо всех сил старается спасти свою жизнь. Ведь, как мы учили и знаем, это просто естественный инстинкт всякого живого существа. Его называют инстинктом самосохранения. И он проявляется как у людей, так и у животных. Почему же вдруг этот врожденный инстинкт мы стали считать героизмом?
Делает ли в данном случае героем тот факт, что человек в безвыходном положении грыз брючный ремень и уплел свой баян?
Ох, как остроумно! Мальчишки, конечно, смеялись очень самоуверенно и победоносно. Было невозможно не нарушить обет молчания, тем более, что из-за наших планов он был излишним. Я с разбегу бросилась с головой прямо в этот коварный, притворно-хладнокровный оборонительный вал, который мальчишки поставили перед собой. Я атаковала, как умела:
—...И, наконец, Энрико Адамсон сам сказал о самом главном. Каждый человек, попав в беду, старается выжить сам. Вот именно с а м. В том-то и разница. Вы знаете, что эти ребята делали эти 49 дней. Сделали они хоть шаг, который показал бы, что каждый из них следовал естественному инстинкту и пытался спасти только свою жизнь? Почему они в первый же день пересчитали картошку и разделили поровну, на равные части? И почему они сохранили это равенство до конца? И в те дни, когда начала угасать надежда и до смерти было рукой подать. Ни один из них не струсил, ни одного из них естественный инстинкт не заставил пытаться сохранить свою жизнь за счет жизни другого человека. Я уверена, что кое-кто из молодых людей, окажись он в таком положении, употребил бы свой ремень совсем для других целей. Может быть, от страха и безнадежности он дрожащими руками затянул бы его вокруг собственной шеи, а может быть, тот, кто сильнее, воспользовался бы своим правом сильного и столкнул остальных за борт, чтобы иметь побольше того, что удерживает душу в теле. Это было не так уж невозможно. О таком мы и в литературе читали. И у меня, например, был когда-то одноклассник, который просто так, для развлечения, столкнул более слабого с крутой горы, где уж тут говорить о подобном случае.
Когда я все это высказала, а потом ясно увидела, как у Энту сначала побелел кончик носа, а затем постепенно все лицо, мне вдруг стало жаль его. Стало стыдно за себя. Хотелось взять свои слова обратно, но было уже поздно. Сейчас я могу утешиться только тем, что никто другой не понял моего намека и никому другому я этого никогда не говорила и не собиралась говорить. Но честное слово, эти постоянные издевки надо всем, что хоть немножко лучше и прекраснее, высмеивание того, к чему каждый из нас должен стремиться, — не могут не выводить из себя. При этом у меня бывает такое чувство, что они сами не верят в то, о чем или вернее как говорят. Не может же быть, что молодежь одной и той же страны, члены Коммунистического Союза Молодежи могли бы иметь такие разные идеалы и настолько по-разному воспринимать хотя бы это событие. Пришлось бы им самим вот так дрейфовать в море, не знаю, что бы они тогда об этом сказали.