— По-твоему, мне и рубашку надо черную? Папка платит за меня каждый месяц полную сумму, а мне тут дают этот черный колпак! По ком этот траур?! Это все проделки Сиймсон. Нарочно. Ведь она знала, что я еще не получила. Почему же она оставила для меня именно черную? Она терпеть меня не может, я знаю. Опять заявила, что я, мол, самая избалованная модница. Модница? Как будто в нашей школьной казенной форме вообще можно модничать. Ее послушать, так мы все должны носить такой, как у нее, дореволюционный костюм. Ничего не поделаешь, придется обо всем написать папе. Уж он-то их всех разнесет по кочкам.
Тут вошла Анне и спросила Тинку подчеркнуто участливо:
— В чем дело? Здесь кто-то, видимо, собирается писать доносы? Уж не ты ли?
Тинка резко повернулась к Анне спиной, но даже по ее спине было видно, что все эти угрозы никогда осуществлены не будут.
Анне спросила с наигранным сочувствием:
— Чем же они тебя опять обидели?
Энергичным шагом Тинка направилась к шкафу, сняла с него свою шапку, нахлобучила ее до бровей и уставилась из-под нее, словно кошка из-под корзинки.
— Ну, ты бы решилась в таком виде показаться на улице? — вызывающе спросила она Анне.
С сосредоточенным лицом Анне ходила вокруг нее, наклоняя голову то вправо, то влево и изучала свою подругу так, как учительница Вайномяэ изучает наши рисунки на занятиях художественного кружка.
— Н-да... это точно! — наконец заявила Анне деловито.
— Что точно? — насторожилась Тинка.
— Точно как обезьяна в скафандре во время межпланетного полета. Я тебе могу принести картинку из этого фильма.
Тинка сорвала с головы шапку и хотела запустить ею в Анне. А у самой глаза смеялись. У нее эти приступы упрямства проходят хотя и бурно, но быстро. Вообще она была бы ничего девчонка, если бы не носилась со своей внешностью и если бы сумела забыть, что она дочка такого важного папаши. Может, здесь беда и в том, что она совсем малюткой лишилась мамы.
Тем временем две подружки затеяли дикую возню, которая закончилась тем, что, гоняясь друг за другом, они сбили с ног маленькую Айну, поднявшую дикий рев. Обе они пытались успокоить пострадавшую, но та твердо придерживалась принципа, что никакая боль не утихнет, пока о ней не узнает воспитательница.
Вдруг Марелле спросила:
— Тинка, хочешь серую шапку?
— Нет, парчевую, — ответила Тинка, улыбаясь.
— Нет, серьезно, хочешь серую? У меня ведь серая. Поменяемся, если хочешь. — Это так похоже на Марелле. Прежде всего думать медленно, гораздо медленнее, чем другие, и потом удивить своим благородством, которое в общем-то всегда остается неоцененным, И на этот раз Тинка без зазрения совести надела шапку Марелле, которая, кстати, и в самом деле была ей больше к лицу, и, не дожидаясь, подойдет ли ее шапка Марелле, подхватив Анне, выскочила из комнаты.