— Это знает только Сассь, но Сассь не скажет. И ты не рассказывай. Мой папа... Ну, он страшно пьет. — В эту минуту мне опять вспомнился Урмас и его исповедь, и я уже раскаивалась, что вообще вызвала Марью на откровенность. Но она продолжала быстро и прерывисто шептать мне на ухо:
— Другой раз его приносят домой, а другой раз он лежит под дверью на полу как мертвый, и тогда он весь грязный и страшный и воняет, и тогда я ужасно боюсь его. Когда он встает, тогда он страшнее всего. Ой, Кадри, ты не знаешь, какой он страшный. Он... он столько раз бил маму...
Опять слезы! Слезы отчаяния, стыда и горя.
Как тяжело, должно быть, этому маленькому сердцу сносить позор своих родителей.
Я еще крепче прижала к себе Сассь и Марью, и мы тихонечко отправились в ту удивительную страну, которая нас всегда так влечет, когда вокруг что-то нехорошо, когда нам обидно и грустно и мы беззащитны против «мировой несправедливости». Обычно это путь одиноких. Но бывает, что человек берет с собой близкого, верного друга.
Я рассказала девочкам свою историю. Как я когда-то встретила на своем пути лебедя мечты и как с ним всегда можно улететь в любую даль, и для этого совсем не обязательно брать чужие паспорта и устраивать другие неприятности.
Конечно, это была длинная сказка, с множеством приключений и чудес, такая, как любят дети. Такая, какие и мне нравились в их возрасте. Маленькая Марью, сидевшая у меня на коленях, уходила из мира сказки в мир сновидений. Я чувствовала это потому, что она все тяжелее и тяжелее прислонялась ко мне. А вторая сосредоточенно сопела, захваченная моим рассказом и, когда я кончила, сказала:
— Расскажи еще что-нибудь.
И тут между нами произошел такой разговор:
— Тебе понравился этот рассказ?
— Понравился, — последовал решительный ответ. — Почему ты раньше никогда не рассказывала? Расскажи еще.
— Но теперь надо спать, скоро утро.
— Мне ничуть не хочется.
— Видишь, Марью уже спит, и все остальные спят. Я тоже устала.
— А завтра расскажешь?
— Ты хочешь, чтобы я рассказывала?
— Хочу.
— Тогда ты больше не будешь устраивать побеги?
— Не буду, — в этом ответе уже слышалась насмешка над собственной глупостью. — Только, Кадри, ты не должна никому рассказывать, да? Если ты расскажешь, я все равно убегу и уже никогда не вернусь.
Я рискнула поцеловать ее в упрямый лобик:
— Не скажу. Будь спокойна. Ты лучше позаботься о том, чтобы вам самим не проболтаться. Только — что же я хотела тебе еще сказать? Ты не торопись с этим побегом. Подожди хотя бы до тех пор, когда сама получишь паспорт. Обещаешь?