— Я не умею танцевать.
— Ну? — Этот единственный слог вмещал столько, что я была вынуждена защищаться или хотя бы оправдываться. Рассказала, как много я болела в детстве (правда, я не упомянула при этом, как ко мне в то время относились), как у меня случилось несчастье с ногой, но как раз когда нога поправилась и все уже стало налаживаться, мне пришлось ухаживать за больной бабушкой. Мне тогда было не до танцев, а позднее мне уже и самой не хотелось.
— А теперь?
Теперь? Теперь уже поздно. Куда уж мне теперь выставлять себя на посмешище? Нет, спасибо! Всем этим я переболела в детстве. Сыта по горло. Конечно, этого, последнего, я не стала говорить воспитательнице. Вместо этого плела что-то о сверхблагородных, высоких мотивах и высокомерно заявила:
— Честно говоря, я совсем не в восторге от танцев. Что это, собственно, такое? Просто дикарский обычай. За это время можно успеть сделать что-нибудь толковое. Например, почитать хорошую книгу или послушать музыку. А танцевальная музыка такая… Ну, просто глупая и пошлая. И вообще, вы заметили, кто именно больше всех увлекается танцами? Обычно те, кто...
Хорошо, что в этот момент я подняла глаза и взглянула на воспитательницу. У нее было сейчас как раз такое выражение лица, которого я больше всего боюсь. И от этого я, со своими высокими духовными интересами, показалась себе просто маленькой смешной притворщицей.
— Ну, так, — сказала она после короткой паузы, — значит, виноград-то зелен.
Хорошо и то, что я поняла, что она хотела этим сказать.
Когда я потом докладывала девочкам, о чем мы там с воспитательницей беседовали, и когда я с соответствующими купюрами добралась до того места, когда воспитательница сама обещала позаботиться, чтобы в будущем полугодии у нас были курсы танцев, началось всеобщее ликование и восторг.
Я сижу сейчас и потихоньку про себя думаю: разве на этих курсах все остальные не будут выглядеть куда лучше меня. Но я хочу попытаться. Ведь когда-то я научилась даже кататься на коньках.
ПЯТНИЦА...
Дежурной по кухне вчера была Тинка. Анне сначала исчезла куда-то вместе с ней, но немного погодя вернулась наверх и еще в дверях объявила, преисполненная горечи:
— Девочки, опять молочный! Честное слово, это уже злит. Да еще и пригорел. Здесь, по-видимому, считают, что у нас телячье пищеварение. Неужели ни в чем, кроме как в молоке, нет этих знаменитых калорий? Я просто не понимаю, что это такое. Двадцатый век, самая передовая в мире страна, а у нас в школе-интернате, словно в диккенсовском работном доме. Честное слово, у меня от этого однообразия скоро начнется желтуха. Посмотри, Кадри, у меня еще не пожелтели белки?