– Оставьте меня в покое вы оба! – сердито воскликнула Темпл. – Лучше помогите миссис Хэнкс или вон тому мальчугану с перевязанной ногой. Я могу идти сама.
– Никуда ты не пойдешь. Клинок не стал с ней спорить – просто подхватил на руки и посадил на круп лошади позади Ксандры.
– Нет, я пойду! – возмутилась Темпл, но он ее уже не слушал – взял лошадь под уздцы и повел в гору.
Вообще-то Темпл могла бы соскочить на землю, но сидеть, свесив ноги, было так хорошо, что она расслабилась. Обхватила Ксандру за плечи, прижалась щекой к ее плечу, позволила усталости взять верх. Впервые молчание Ксандры показалось ей благом.
Когда они проезжали мимо несчастной миссис Хэнкс, Темпл ощутила укол совести – ведь она-то едет верхом, а бедная старуха ковыляет на своих двоих. Но в следующую минуту Джед усадил миссис Хэнкс на свою лошадь.
Впрочем, вокруг было достаточно немощных и слабых. Темпл закрыла глаза, чтобы не видеть, как мучительно преодолевают они долгий подъем. Клинок взял охромевшего мальчика на руки; выбившийся из сил старик ухватился за хвост лошади. Остальным пришлось обходиться собственными силами.
Наконец дорога выровнялась, и лошадь встала. Темпл неохотно выпустила луку седла, спрыгнула на землю и чуть не упала. Пришлось прислониться к лошадиному боку, чтобы немного прийти в себя.
– Ты совсем здоровая, Ксандра, – сказала Темпл, сердито глядя на сестру. – Все остальные идут пешком. Ты тоже можешь.
Как обычно, Ксандра ничего не ответила.
Темпл пошла дальше, но позднее, перед вечерним привалом, она вдруг увидела, что Ксандра спешилась и идет вместе со всеми. На следующее утро девушка опять не села на лошадь, а пошла пешком.
Нэшвилл, Теннесси
Начало ноября 1838 г.
Ежась под мелким ледяным дождем, Клинок поднял воротник повыше. Весь день с утра укутанное свинцовыми тучами небо исходило холодом и влагой. От плаща пахло мокрой шерстью, сырость пробирала до костей. Вымокшие и замерзшие ноги онемели в кожаных мокасинах. Клинок потянул лошадь за уздцы. На ней сидела женщина с тремя маленькими детьми. Младший – совсем малютка, к тому же больной лихорадкой.
Впереди грохотал и подпрыгивал на ухабах переполненный фургон. Изнутри доносились стоны и вздохи больных, для которых такая езда была настоящей пыткой. Тысячи копыт и ног, проехавшие здесь прежде, превратили дорогу в месиво. Жидкая грязь и вязкая глина замедляли и без того неспешное продвижение.
Густой туман ограничивал обзор. Однако караван растянулся более чем на милю, и даже при идеальной видимости разглядеть начало колонны отсюда было бы невозможно. Должно быть, первые повозки уже достигли городка Нэшвилла, который раньше назывался Френч-Лик.