Ночь златокрылая! Тебе вослед пытает
Мой дух упругость крыл, но вскоре прилетает
На край своей души, как голубь к чаше вод,
И видит: тот же в ней, далече, небосвод
Переливается Голкондою жемчужин…
И не доклюнет он до дна, и — безоружен —
Тайноязычное следит в звездах и в ней,
Двоенье знамений и переклик огней,
Как бы взаимный лад и некий сговор женский
Молчальницы-души с Молчальницей вселенской.
Личину обветшалую,
Притворствуя, ношу:
Весною небывалою
Предчувственно дышу.
Растет во мне крылатое,
И юное растет;
А прежнее, распятое,
Спадает и спадет.
Тебе письмо разводное,
Моя старуха-плоть,
Мне — странствие свободное,
Наследнику — милоть.
Кого вы помнить будете,
Навек забуду я.
Бежал, кого осудите,
В безвестные края.
Чье имя с крыш вострубите,
Укрылся под чужим.
Кого и ныне любите,
Уж мною не любим.
Маленькому Диме,
подошедшему ко мне со словами:
«Всё прошло далеким сном».
Всё прошло далеким сном;
В беспредельном и ночном
Утонул, измлел, как снег,
Прежний брег…
Или наши корабли
Тихомолком вдаль ушли,
Вверя ветру вольный бег?
Поплыл брег,
Где — в тумане, за кормой,—
Ариадниной дремой
Усыпленная, жива
Жизнь-вдова,
Где — за мглистою каймой,—
Обуянная дремой,
Жизнь былая ждет, тиха,
Жениха…
Не из наших ли измен
Мы себе сковали плен,
Тот, что Временем зовет
Смертный род?
Время нас, как ветер, мчит,
Разлучая, разлучит,—
Хвост змеиный в пасть вберет
И умрет.