Очнись! Не Нил плескал, не сонный кот мурлыкал: 
Размерно бормоча, ты чары сам накликал. 
Ни пальм ленивых нет, ни друга мирных нег — 
А печи жаркий глаз да за окошком снег. 
Ропот воли в сумраке полей 
Мусикийских темных чар милей. 
Пес провыл, и поезд прогремел. 
Ветр вздохнул,и воздух онемел. 
Лишь вода текучая журчит. 
Тайна звездоустая молчит. 
В черных складках ночи сладко мне 
Невидимкой реять в тишине, 
Не своей тоскою тосковать, 
Трепет сердца с дрожью звезд сливать. 
Илье Голенищеву-Кутузову 
Повсюду гость и чужанин, 
И с Музой века безземелен, 
Скворешниц вольных гражданин, 
Беспочвенно я запределен, 
И по-иному луг мне зелен, 
Журчит иначе студенец 
Под сенницей лесных молелен, 
Чем жнице ль, пастушку ль овец, 
Микулам, сельским уроженцам, 
Поднявшим ралами поля… 
Но и скитальцам, отщепенцам 
Ты мать родимая, Земля. 
И в одиночестве, в пустыне, 
В смарагдовой твоей раине, 
Едва склонюсь к тебе, дремля,— 
Ты шепчешь, сонный мох стеля, 
О колыбеле, о святыне. 
Н.И. Шатерникову 
Посвящение  
Haecce decem cecini peramoenis qui vocitnntur 
          Argenteis in saltibus, 
Те plaudente, mihi iunctissime nuper Horati, 
          Cultor facunde rustici.[2]
И рад бы я в зеленый рай… 
Смеется Муза: «Поиграй 
     Там на рожке пастушьем 
В лад ветерку и ручейку. 
Мудрил ты на своем веку, 
     Дружил и с простодушьем». 
И рад бы в рай; да, знать, лихи 
На сыне города грехи — 
    Не выпустят на волю 
Из плена каменных столиц 
Навстречу ветру, гаму птиц 
     И зыблемому полю. 
Бор над оползнями красный: 
За излучиной реки, 
Отлагающей пески, 
Кругозор голубо-ясный, 
Перелески да лески. 
Вот могильник зеленеет 
Стародавней татарвы; 
Церковь тут и там белеет, 
И в тумане розовеет, 
Блеща, марево Москвы, 
Край исконный мой и кровный, 
Серединный, подмосковный, 
Мне Причудливо ты нов, 
Словно отзвук детских снов 
Об Индее баснословной. 
Лес опрокинут в реке. 
Веспер в ночном челноке 
Выплыл — и вспыхнул алмаз 
Где-то в бездонной реке. 
Видел я в жизни не раз 
В сей вечереющий час, 
Как выплывал он и гас, 
Веспер на сонной реке: 
Что же в старинной тоске 
Слезы струятся из глаз? 
Словно приснилось лицо 
Милой моей вдалеке; 
Словно кольца на руке 
Верное ищет кольцо. 
Ловлю в реке тускнеющей 
    Жемчужно-бледный знак, 
Лишь в небе пламенеющий 
    Затеплится маяк. 
Уж сумраки древесные 
    Слились в вечерней мгле, 
И призраки небесные 
    Склонили взор к земле; 
И быль воскресла маревом,