На вопросы, где наш доктор, где наш больной, ответа не было.
Потеряв терпение, замкомандира группы отправился на поиски и нашел-таки чуланчик, где крепким сном хорошо напившегося праведника спал Караваев. Только наутро наш эскулап отрезвел и смог поведать о том, что случилось за закрытыми дверьми хирургического отделения.
Слабые попытки местного хирурга тоже поучаствовать в операции были пресечены в зародыше. Однако вскоре местный медперсонал, наблюдая за операцией, проникся таким уважением к Витькиному мастерству, что его попросили помочь с парой неотложных случаев, а потом заодно посмотреть и других больных.
В общем и целом армия приняла Караваева ласково, дала возможность от души насладиться всеми прелестями армейской жизни и даже немного повоевать в горячей точке. Впрочем, об этом он говорил с неохотой.
На гражданке было сложнее. Жена, не выдержав размера жалования советского врача, ушла к другому и вскоре укатила в Израиль, предварительно продав общую двушку на окраине Москвы. Сейчас Витек относится к этому с юмором, а тогда, помнится, был потрясен до глубины души. Однако вспоминать до сих пор не любит. Все острее и настойчивее становился вопрос с жильем и работой. Жить у родителей он не хотел, да и чего тесниться в коммуналке?
Работодатели не осаждали его просьбами возглавить совместное предприятие или на худой конец клинику косметической хирургии.
Переводы медицинской литературы больших денег не приносили.
С жильем повезло, и на первые месяцы оплеванная лавочка в парке ему не грозила. Караваев купил кучу журналов, которые обещали тысячу работ за бешеные деньги и десять тысяч – за приличные.
Ну, здесь все всем понятно. Излишне и говорить, что через пару недель, затраханный улыбчивыми людьми со значками гербалайфов и орифлейм и отставными военными, почему-то решившими, что 800 рублей в месяц за работу ночного сторожа – самый, что называется, самолет, он разочаровался в периодике. Пораскинув, решил попробовать вариант, с которого и нужно было начинать: отзвонил своим приятелям, их знакомым, знакомым их знакомых. Эта ломаная вывела в конце концов на человека, который обещался помочь.
Витьку было предложено вновь надеть погоны и встать под знамена герцога Кумберлендского… шучу, налоговой полиции.
Выбор был трудным и мучительным. Однако такие весомые аргументы, как красивая полицейская форма и возможность ходить с пистолетом даже дома, победили. Презрев зов муз, Караваев пошел по правоохранительной стезе. И все же его продолжало тянуть к поэзии, поскольку оставалось в строго организованной и распланированной жизни капитана налоговой полиции что-то недосказанное и недопетое, что рвалось из сердца, заставляя его на долгие минуты застывать, как и сейчас, перед чистым листом бумаги.