Наверно, все дома здесь были одинаковые, потому что развалины были очень похожи друг на друга.
Миша с трудом поспевал за Онуте, которая теперь уже не семенила, а шла довольно быстро. Её босые ноги оставляли в пыли, перемешанной с пеплом, ямки. Миша шёл за ней, стараясь не наступать на эти ямки.
— Онуте, — крикнул он, — вы тут жили, да? Где же ваш дом?
Онуте не ответила. Вот она остановилась у одной груды развалин. Ветер с реки трепал её длинное, не по росту, платье.
Миша не выдержал: — Онуте, где же ваш дом?
Онуте молчала, растерянно оглядываясь. Внизу, на реке, весело перестукивались топоры. Один повторял: тут-тут-тут! Другой словно спорил: там-там-там!
Онуте стояла с понурой головой, и казалось, будто она внимательно прислушивается к разговору топоров.
Наконец она подняла голову и тихо сказала:
— Не знаю…
— Чего — не знаю?
— Не знаю, где дом, — еле слышно повторила Онуте.
Миша удивился:
— Как же ты не знаешь? Ведь вы там жили.
Онуте снова стала беспомощно оглядываться:
— Если бы всё целое было… Если бы хоть печка…
— Какая печка?
— Большая такая, белая. Меня папа учил писать… Я гвоздиком на печке нацарапала «О» и «П». То мои буквы: Онуте Петраускайте.
Миша обрадовался:
— Вот здорово! Онуте Петраускайте! Давай искать печку. Ты только покажи, где, ты думаешь, ваш дом.
Онуте нерешительно подвела Мишу к одной из груд и, по-прежнему оглядываясь по сторонам, сказала:
— Может, здесь…
Потом она посмотрела на соседнюю груду:
— А может, там…
— Ладно, — сказал Миша. — Давай ты здесь, а я там.
Он вскарабкался на развалины. Черепица осыпалась. Ноги то скользили, то увязали в щелях между обломками. Но Миша не отступал. Он стал докапываться до печки. Нетерпеливо сбрасывал он глыбы штукатурки, кирпичи, черепичины… Скоро у него заныла спина, заболели руки. Папа, конечно, опять будет сердиться. Вчера пришёл грязный, оборванный после драки в переулке; сегодня опять приду весь чумазый…
— Нашёл? — время от времени кричала Онуте с соседней груды.
— Нет! А ты?
— Я тоже нет…
Дело подвигалось медленно. Немало кирпичей пришлось Мише разобрать. Вокруг него поднялась пыль, он стал чихать и кашлять, но работы не бросал. Вот он приподнял ржавое колено трубы, отшвырнул его и увидел уголок печки. С новой силой Миша принялся за работу. Теперь уже близко. Ещё три черепичины, ещё две… Сколько здесь черепицы, весь город в черепице!
Наконец стала видна передняя стена печки. Миша, вытирая руки о штаны, присел на корточки, долго приглядывался и вдруг закричал:
— Онуте! Сюда!
Онуте мигом спустилась с соседней груды и побежала к Мише.