- Нет, - сказал он и осторожно выскользнул из нее. Он перекатился на спину, разлегся на вереске и посмотрел вверх на деревья. Зелень уже поблекла, и он подумал, что скоро осень и зима.
- А что мы станем делать зимой? - спросил он.
- Не думай об этом, это еще не скоро.
- Ладно, - ответил он, думая только об этом.
Когда он перевел взгляд на нее, она надела уже все, кроме рубашки.
- Хочешь, я застегну? - сказал он. Она кивнула. Он считал пуговицы одиннадцать. Потом они поднялись и пошли обратно к тропинке. Она сказала, что больше им не к чему стесняться. Да уж, согласился он. Они шли по тропинке, и она сжимала его руку в своей. О чем ты думаешь, спросила она. Ни о чем, ответил он. Думаешь, я же вижу. Я думаю о том, что тебе показалось странным, что я лежу просто так. Наверняка все так делают в первый раз, сказала она. К тому же я сама тебя попросила, вот ты и лежал. Нет, подумал он, не поэтому: не знаю, почему я вел себя так, но точно не поэтому.
- Вряд ли все так делают, - сказал он.
- Не думай об этом.
- Не могу.
- Это и моя вина, я ж тебя сама попросила, потому что боялась.
- Этого так просто не объяснишь, - сказал он, - мне самому так захотелось.
- Потому что ты тоже боялся.
- Вовсе нет.
- Ты просто не чувствовал своего страха. Так часто бывает.
- Бывает, - согласился он.
Они вышли из лесу, и никто из них не хотел возвращаться домой в одиночку, как они делали всегда.
- Я провожу тебя, - сказал он.
- Ты думаешь?
- Да. Теперь я всегда буду провожать тебя домой.
ВСЕ ХОРОШО, ПОКА ХОРОШО
Туман стоял до пятого этажа. А выше пятого этажа не было ничего. Ничего интересного. По улице хотя бы сновали люди, быстро, чтоб не замерзнуть. Казалось, их гонят неотложные дела, а они просто спасались бегством от холода.
Для всех это был вечер как вечер. Ничего необычного. Все уже бывало. Вчера ли, год назад, но бывало.
Только у Георга все сложилось иначе. В его безвременье ничего не происходило. А все для него занимательное переместилось выше пятого этажа попряталось за туман.
Он сверился с часами и вошел в стеклянные матовые двери "Золотой звезды". Он подошел к барной стойке, все табуреты были заняты. Двойной коньяк, заказал он. Бармен узнал его, кивнул. Освободилось место, Георг сел. Он расстегнул пальто, с наслаждением взвесил в руке тяжелый стакан. Он тянул глоток за глотком, вкус казался то мерзким, то отменным. Рядом освободились еще два табурета, их оккупировали юнцы в кожаных куртках. Один нескладно долговязый. Он заказал два коньяка. У его приятеля недоставало уха. Они успели выпить где-то до "Золотой звезды" и вели себя слишком шумно.