Тут я вспомнил, что сегодня день моего рождения, и во мне вскипела ярость. Я быстро поднялся и пошел назад к автобусной остановке. Я раздухарился до того, что спросил, когда автобус. Оказалось, через несколько минут. Всю обратную дорогу меня снедала злоба, я вылез на своей остановке, зашел в ближайший ресторан и заказал пол-литра пива. Никому не позволено мешать мне отмечать собственное восьмидесятилетие, пусть только попробуют. Но это была ядреная ярость, она не развеивалась, и после полулитра пива я был все такой же злющий. Сидел и костерил весь белый свет, про себя, понятное дело. Поэтому когда к моему столику подошел какой-то старик, я твердо настроился отшить его.
- Ты ведь Хорнеман, да? - сказал он, и я с горечью подумал: меня раз увидишь, век не забудешь. Но кивнул, хоть и не знал, с кем говорю.
- Я сидел, смотрел на тебя и подумал, что ты можешь быть только Паулусом Хорнеманом.
- Разумеется, человек может быть только самим собой, - сказал я.
- Но меня ты не узнаешь? - восхитился он; видно, выпил больше моего.
- Нет.
- Холт. Франк Холт. Мы вместе работали в гимназии в А...
Если моя неудавшаяся жизнь споткнулась не в момент зачатия, то, значит, все началось в А... Я не собираюсь вдаваться в подробности ни сейчас, ни когда бы то ни было, но для ясности скажу: мне не следовало близко подходить к школе. Я с опозданием обнаружил, что никакие мои знания не могут тягаться с моим уродством. Ученики немало повеселились за мой счет, но кончилось все плохо. Совсем плохо.
Довольно об этом. Однако в свете сказанного нежданную встречу с коллегой Холтом, которого я так и не вспомнил, никак нельзя было счесть приятной.
- Это давно было.
- Да уж, много воды утекло в море с тех пор, - сказал он, и я понял, что радости он мне не добавит. Ладно б еще он был смущен, тогда люди и не такое несут, так ведь отнюдь.
- Она все течет, течет, а море не переполняется, - ответил я.
Он было опешил, но тут же спросил, можно ли ему присесть. Я помялся, помялся, да толку что - разрешил. Ничему меня жизнь не учит.
Он хотел угостить меня пивом, но тут я проявил твердость, и мы заказали каждый себе. Он немедленно взялся вспоминать, и я выяснил с облегчением, что он уехал из А. за год до моего приезда. Он был набит воспоминаниями. Приятными как на подбор. Ему хорошо с самим собой, подумал я, а когда поток воспоминаний стал иссякать, сказал:
- Сколько хороших воспоминаний.
- Да уж, ими можно жить долго.
- Так ты протянешь до глубокой старости, Холт.
Он улыбнулся заговорщицки:
- Может статься. Никто не знает числа своих дней.