Разом все припомнив, она в тревоге села на постели. Она оставалась взаперти и дрожала от холода и страха в неуютной комнате. Сколько сейчас времени? Вдруг он уже возвратился? Скорее бежать!
Мариса соскочила с кровати и подбежала к двери, прислушиваясь. Глянув на часы из золоченой бронзы, она схватилась за голову. Уже было за полдень! Непозволительная роскошь!
Выбивая зубами дробь, Мариса принялась умываться холодной водой. Скомканная одежда валялась на стуле в том виде, в котором она бросила ее вечером. Девушка стала поспешно одеваться, не сводя глаз с двери.
Безжалостное тиканье часов не позволяло ей медлить. Трясущимися и немеющими пальцами она застегнула пуговицы на платье и попыталась разгладить смятую юбку. Теперь чулки и туфли… Она запихнула крошечный кошелек как можно глубже за корсаж, нахлобучила соломенную шляпку и, оглядевшись напоследок, подкралась к двери и отодвинула задвижку, молясь, чтобы не наделать шуму, и опасаясь, как бы дверь не оказалась закрыта снаружи. Это опасение оказалось, на ее счастье, напрасным. Дверь бесшумно приоткрылась. Мариса вышла на лестницу, которую запомнила накануне, где не было ни души.
Собственно, она сама не понимала, чего так боится. Чутье подсказывало, что она просто больше не желает видеть его, и она слепо следовала инстинкту, помышляя только о бегстве.
Внезапно она чуть не оглохла от ударов собственного сердца: снизу донесся резкий, негодующий голос Доминика Челленджера:
– Черт возьми, она стоит гораздо больше, и это вам превосходно известно. Как на грех я прямо сейчас нуждаюсь в деньгах, иначе оставил бы ее у себя еще на какое-то время; она довольно кроткая и не доставит хлопот, если вы научитесь ею управлять. Просто я тороплюсь домой и вынужден от нее избавиться.
Мариса цеплялась за перила, полумертвая от ужаса и унижения. Ее не держали ноги, кровь стучала в ушах. Она еле расслышала ответ собеседника Доминика:
– С вами трудно торговаться, друг мой. Что ж, я подумаю о вашей цене, только сначала взгляну на нее своими глазами.
Не желая слушать дальше, она бросилась бежать, стараясь не шуметь. Нет, нет, нет! Неужели он может продавать ее, как мебель, да еще торговаться? Откуда даже в нем такое бессердечие, такая извращенность? Уж не собирался ли он отправить покупателя к ней в комнату, чтобы тот овладел ею так же, как прежде он сам? Нет, дурные предчувствия ее не обманули!
Она сбежала вниз, прошмыгнула мимо двери, за которой совершалась позорная сделка, и в отчаянии толкнула входную дверь. К ее удивлению, дверь легко распахнулась. По всей видимости, он забыл ее запереть.