Гуюк взялся за Соркоктани, предложив ей выйти за него замуж. Когда она отказалась, он разоружил ее войска, собрал немалую армию и двинулся якобы на «большую охоту» — вот только маршрут этой «охоты», если его проложить, упирался прямехонько во владения Батыя…
Соркоктани, судя по всему, находившаяся в прекрасных отношениях со своим племянником Батыем, послала к нему гонцов…
В общем, посреди затеянного им похода Гуюк отчего-то скоропостижно скончался, успев пробыть великим каганом всего полтора года. От роду ему едва исполнилось сорок три года, здоров был, как бык, так что с учетом всего вышеизложенного в естественную смерть абсолютно не верится.
Вдова Гуюка Оглу-Гаймыш, продолжая традиции «бабьего царства», попыталась было сама созвать курултай и, судя по сохранившимся свидетельствам, хотела править империей в гордом одиночестве — но поскольку, когда речь идет о троне, следует опасаться даже самых близких родственников, ее не поддержали и родные сыновья. А Батый с тетушкой обыграли вдову весьма даже изящно: именно Соркоктани владела той священной для татар землей, где Чингисхан родился, был избран и похоронен. И с невинным видом предложила провести курултай именно там. Ну кто тут мог отказаться?
Когда все собрались (знать без сильных воинских отрядов), по какому-то странному совпадению объявились тридцать тысяч конников под командой брата Батыя Берке — обеспечивать безопасность столь важного мероприятия, как они объяснили.
Ну а дальше было совсем просто. Окруженный тремя конными туменами курултай быстренько избрал великим ханом старшего сына Соркоктани Мункэ. Уже после избрания прискакали сыновья Угедэя и Гуюка и на скорую руку попытались организовать переворот с убийством Мункэ — но проделано все было наспех, топорно, Мункэ с этим горе-путчем без труда справился. И, не обладая ангельской кротостью, вынес семьдесят семь смертных приговоров. Поскольку, согласно «Ясе», пытать потомков Чингисхана или проливать их кровь законом запрещалось, кое-кому из путчистов, не мудрствуя, набивали рот камнями и землей, пока они не умерли. Соркоктани тем временем распорядилась схватить не унимавшуюся Оглу-Гаймыш, которую без особых издевательств утопили в ближайшей речке…
Со смертью Соркоктани и закончилось десятилетнее «бабье царство», — причем никак не следует вкладывать в это понятие какой-либо насмешливый или уничижительный смысл. Все перечисленные здесь женщины были по-настоящему крупными фигурами, государственными делами занимались всерьез, старательно и с несомненной пользой. Как легко догадаться, в Европе ни о чем подобном не следовало и мечтать — прошли столетия, прежде чем женщины перестали быть в большой политике и управлении государством редким исключением. Ну а женщин в роли премьер-министра Европа узрела только в конце двадцатого века.