Дело прислали из архива в Н.-ское управление, а уже оттуда позвонили
Василию, что он может приехать и на месте познакомиться с документами. Пропуск был уже заказан заранее Молодой сотрудник без всяких вопросов вынес папку и посадил Лобзина в отдельной комнате за стол. Кроме этого стола и стула в комнате больше ничего не было. Ему сказали, что когда закончит читать, пусть позвонит в звонок.
Когда-то это, видимо, была комната для допросов. Он не знал, заперли ли его или дверь все время была открыта. Его немного потряхивало, когда он открыл папку, на которой было написано: "-ское управление
НКВД, дело о… начато…. хранить вечно". В деле он, наконец, впервые увидел фотографию своего деда Василия – других снимков в семье не осталось. Из материалов дела удалось узнать, что донос на деда написал его же зять Иван – муж средней дочери, с которым у них с самого начала сложились неприязненные отношения, поскольку Иван был большой любитель выпить и покуражиться, а дед Василий пьяного куража на дух не переносил. Однажды дед буквально выволок зятя Ивана из-за стола и вытолкал из дома, и тот затаил обиду. Впрочем, с Ивана спросить уже ничего было нельзя – в 41-м он был году призван в армию и убит на войне. Внезапно выяснился еще один любопытный и неожиданный факт. В деле был подшит протокол собрания коллектива артели, где дед тогда работал. Там его клеймили как злостного врага народа и требовали самого жестокого наказания. Внизу под протоколом были подписи председателя и секретаря собрания. Подпись председателя была Куликов, а подпись секретаря – Варавка. Так вот, Варавка – была девичья фамилия жены этого самого Лобзина-внука.
В Любимове все еще можно было встретить живых свидетелей той трудной эпохи, таких, как супруги Григорий и Анна Корольковы. Они оба по десять лет отсидели в сталинских лагерях по политическим статьям, а вышли, на удивление, хотя и без зубов, но такими же идейными коммунистами, какими были и до заключения. Все то страшное, что с ними произошло, они объясняли какими-то происками врагов социализма, а не органичной и неотъемлемой частью функционирования той системы, которую они сами и создали. После реабилитации они восстановились в партии и дожили до "перестройки", когда сама, казавшаяся вечной, система, вдруг исчезла, как будто ее и не было.
Теперь ее незыблемые постулаты стали казаться странными и бессмысленными. Король оказался голым. То страшное прошлое оказалось вскрытым на свету как консервная банка с протухшим содержимым.
Странно, но Григорий Корольков по каким-то причинам оставался убежденным противником Солженицына. Может быть, потому, что все время заключения он был так называемым лагерным "придурком", то есть весь срок подвизался больничным санитаром. Наивная Даша как-то пришла к Корольковым, чтобы они поделились воспоминаниями для музея.