Степанович опять успокаивал маму, спокойно переубеждал.
– Но ладно, – вдруг совсем другим голосом сказала мама, – надо что-то придумать, чтобы эта поездка в Москву ему запомнилась. Ты бы билеты купил куда-нибудь, что ли? Мы с ним сходим вместе вдвоем.
Хорошо?
– Хорошо, – ответил мужчина, – посмотрю завтра, что идет на
Таганке или в "Современнике".
– Здорово! А ты думаешь, он любит театр? Я сомневаюсь, был ли он вообще когда-нибудь в театре. А если не в театр, то тогда – на хоккей или на бокс, или в цирк билеты купи – не знаю, что-нибудь надо придумать, только, пожалуйста, сделай это для меня, Антошечка, я тебя умоляю: купи на что-нибудь очень хорошее, куда просто так не попасть, на какой-нибудь чемпионат мира по хоккею…
– Да нет сейчас никакого чемпионата мира по хоккею, – засмеялся
Антон Степанович, – но я тебя понял, все будет сделано в лучшем виде!..
Аркадий не стал больше слушать, пошел и лег в постель. Он еще подумал, что зря ругают Любимов: ему там нравилось гораздо больше, чем в Москве – воздух свежий и народу меньше. И потом, что касается всяких хулиганов, так на Ярославском вокзале к нему тут же подвалила местная шпана, чтобы тряхануть, и только большой опыт позволил ему от них свалить. Потом он услышал, как отворилась дверь в комнату, увидел упавшую на стену полосу света и закрыл глаза. По запаху почувствовал, что подошла мама и долго стояла над ним, потом наклонилась – может быть, хотела поцеловать, но не поцеловала, а, тяжело вздохнув, ушла, а он вдруг подумал: "Она меня совсем не любит
– просто делает вид. Она любит тех своих детей и Антона Степановича, а меня – нет!" – задохнулся, заплакал и так и заснул весь в слезах.
В последующие дни они действительно ходил в театры и музеи, и
Аркадия к тому же постоянно кормили. Любопытное было ощущение: идти по городу рядом с мамой, сидеть с ней рядом с театре. Через три дня
Аркадий уехал назад, в Любимов – обласканный, в новой одежде и в целом этой поездкой остался очень доволен. И даже курить бросил.
После окончания школы по настоянию матери и деда (отцу было как всегда все равно) Аркадий поехал поступать в институт в Москву. На подготовительных курсах больше всего он хотел познакомиться с какой-нибудь красивой девчонкой, но ни одна на него даже не смотрела, – может быть, вид у него был слишком уж провинциальный, но зато в метро совершенно случайно сошелся с одной учительницей музыки. Помог ей поднести сумку до дома, там и остался ночевать. Ей было примерно лет тридцать, дочку свою, десяти лет от роду, она как раз в это самое время отправила на каникулы к бабушке в деревню. Эта учительница музыки была явно ненасытная нимфоманка: они с Шаховым, как кролики, постоянно трахались. Аркадий жил у нее, наверно, недели три, и так вымотался от всего этого дела, что вообще ничего не соображал, спал на занятиях, его шатало, и выжил он только тем, что ел ложками белый мед, который с оказией прислал ему из Любимова дед.