– Что-нибудь не так? – Венеция сдвинула брови. – Вы как-то странно смотрите на меня.
– Пытаюсь сообразить, что так привлекло Рейвенскрофта.
Щеки у Венеции вспыхнули.
– Напрасно напрягаете зрение! – бросила она сердито.
– Не будьте такой строгой. Ведь, право, есть чем залюбоваться.
Она посмотрела на Грегора с недоверием. Он рассмеялся. Самое красивое у Венеции – глаза, сияющие, серебристо-серые, обрамленные густыми темными ресницами. Кожа у нее свежая и гладкая, хоть и не очень светлая, Венеция легко загорала, и даже теперь, в апреле, на носу у нее можно было разглядеть несколько веснушек. Губы полные, нежные, зубки ровные, белые. Темно-каштановые волосы ничем особым не отличались бы, если бы не их тенденция кудрявиться при малейшем намеке на сырость в воздухе.
Грегор улыбнулся при воспоминании о том, как часто Венеция жаловалась на эту их особенность, которая ему, говоря по правде, очень нравилась. И вообще она весьма привлекательная девушка. Ему вдруг подумалось, что за время их продолжительного знакомства он успел по достоинству оценить ее очарование, и, кажется, это приятно им обоим. Грегор очень дорожил их дружбой и не собирался нарушать ее ради какого-нибудь легкого увлечения, каким в этом мире несть числа. Черт возьми, при этом освещении Венеция казалась особенно милой, Грегора влекло к ней не на шутку. К ее нежным губам, мягким плечам. К ее полной груди. Грегора обдало жаром, и он невольно сделал шаг к Венеции.
Она округлила глаза и залилась румянцем.
– Грегор, что…
В самом деле, что с ним? Грегор остановился, в душе посмеиваясь над собой. Проклятие, что на него нашло? Он пошел на риск, что с ним случалось крайне редко, и теперь смотрит с вожделением на женщину, которую вовсе не собирался трогать.
Грегор повернулся, подхватил свою куртку.
– Простите. Я должен обдумать сложившуюся ситуацию. – Он натянул куртку, избегая встречаться взглядом с Венецией. – Пойду присоединюсь к Рейвенскрофту в конюшне, проверю, как там лошади.
Она кивнула с некоторым недоумением во взоре. Грегор задержал взгляд на ее лице, на потемневших глазах и порозовевших щеках, обратил внимание на то, как туго платье обтягивает ее грудь, и…
– Я скоро вернусь, – произнес он отрывисто, почему-то обозлившись и на себя, и на Венецию за то направление, которое приняли его мысли. – Попросите, чтобы подавали обед. Мы с Рейвенскрофтом явимся сюда голодные как волки к тому времени, как накроют на стол.
Он вышел на свежий воздух с чувством глубокого облегчения.