Зато лучшие качества Грегора делали их дружбу стоящей. Он был умен и остроумен, привязан к своим родным и обладал таким старозаветным качеством, как рыцарское благородство, хотя не признал бы этого ни за что на свете. Но главное – он был прекрасным другом, терпеливо выслушивал жалобы Венеции, от души поздравлял с триумфами. Если ей случалось упасть с лошади, он первым приходил на помощь. А если удавалось совершить прыжок высокого класса, он поздравлял Венецию искренне и чистосердечно – редкое качество в мужчине, как она считала.
Венеция перекатилась на бок и стала смотреть в потолок, рассеянно отметив про себя, что трещина на нем похожа на знак вопроса. Было бы хорошо, если бы они с Грегором сохранили прежнюю дружбу, а это не очень легко, если учесть врожденную – как бы это назвать? – чувственность Грегора.
Она подумала о том, как Грегор посмотрел на нее в общей комнате, и кивнула самой себе. О да, она совершенно правильно назвала это чувственностью. Теперь, когда она испытала на себе этот его взгляд, ей стало понятно, почему многие молодые женщины в Лондоне ведут себя в его присутствии как настоящие дурехи. Она почувствовала себя привлекательной, соблазнительной, легкомысленной, почти опьяневшей. И это всего лишь от единственного короткого взгляда.
Грегор умел завлекать и покорять без всяких видимых усилий. Он словно Крысолов из старой сказки увлекал женщин, притягивая их к себе, невидимыми нитями таинственной мелодии, такой властной, что женщина могла упасть в пропасть со скалы, даже не осознавая грозящей опасности. Венеция наблюдала такие истории одну задругой и каждый раз только головой качала по поводу женской глупости. Но сейчас она подумала, что понимает немного больше.
Снаружи до нее донесся чей-то крик, потом резкий звук отодвигаемого засова на воротах конюшни. Венеция встала и, подойдя кокну, раздвинула тяжелые шторы. От широких оконных стекол потянуло холодом, и Венеция вздрогнула. Опершись одной рукой на подоконник, она другой протерла затуманенное стекло и увидела, что грум Рейвенскрофта подъезжает к конюшне верхом на одной лошади, ведя в поводу вторую.
Конюх и грум Грегора, Чамберс, вышли из конюшни, чтобы помочь управиться с лошадьми. Грегор стоял у огромных ворот конюшни, готовый закрыть их, как только люди и лошади окажутся внутри. Падающие снежинки белели по нескольку секунд на его темных волосах, прежде чем растаять, но на их место тотчас опускались другие. Венеция подумала о том, как почувствовала бы себя, превратившись в снежинку и опустившись на мягкие темные волосы Грегора в том самом месте, где его теплая кожа уходит под воротник.