Устав, замолчала.
Рядом лежит граната, блестящая и спокойная в зеленой траве.
- Я сама, сама!
Она с трудом встала и, опираясь на наши руки, пошла. Полотенце падает, оставляя на майке темный след.
Дверца машины открыта, и мы ее бережно укладываем на клеенку носилок. Она зарывается лицом в белую мягкость подушки и закрывает глаза.
Я сижу рядом с шофером, часто оглядываюсь, слушаю. Она вначале весело отвечает на вопросы врача. Быстро что-то говорит. Потом медленнее и медленнее. Замолкает.
У больницы выносим ее: сзади открываются дверцы, выдвигается металлическая рама. По ней легко катятся носилки на маленьких колесах.
В комнате тихо и светло.
Теперь видно, как ей плохо. Глаза полузакрыты синеватыми веками. В ушах - капли крови. Рот открыт, и губы сухи.
Пока я смотрю, формальности окончены.
Медленно спускаюсь по каменным ступенькам. Нажимаю на холодный никель ручки и сажусь в глубину машины.
Мы едем и молчим.
Громкая и резкая сирена далеко, а здесь нет никаких мыслей.
Пусто и тоскливо.
Тогда я, наверное, по-настоящему понял, какую нелегкую специальность выбрал, какая ни с чем не сравнимая ответственность ложится на плечи врача, борющегося за жизнь человека, и какое удовлетворение испытываешь, если удается хоть чем-нибудь помочь.
В этом отношении нас, третьекурсников, ошеломила хирургическая клиника. Здесь решительно и уверенно спасали людей. Буквально за секунды. Умиравший на наших глазах человек преображался и через две-три недели здоровым выписывался домой. Очевидно, именно с тех пор я убежден, что скальпель зачастую решает дело.
В яузской больнице "Медсантруд", где размещалась кафедра общей хирургии, мы попали под обаяние двух хирургов. Один и тот же курс, но совершенно по-разному читали доцент Владимир Иванович Астрахан и профессор Илья Львович Фаерман. Только теперь, много лет спустя, на опыте собственных лекций я понял ту методическую "кухню", в которой были изготовлены для нас эти превосходные "блюда".
Владимир Иванович читал негромко, без всяких эффектов. Стройно. Логично. И очень убедительно. То, что делал Илья Львович, описать невозможно. Яркие сравнения подчеркивали трагичность тех или иных случаев. Исторический экскурс прерывался рассказом о собственной ошибке. Страстность, горение завоевывали сердца студентов. Лекции обоих, как правило, завершались бурными аплодисментами. Этот "тандем" увлек в хирургию не одну молодую душу. В том числе и мою.
Вскоре мне, старосте хирургического студенческого научного кружка, дали тему: "Переливание трупной крови". Для ознакомления с этим методом я поехал в институт Склифосовского к профессору С. С. Юдину.