Для Джонни Фортьюна «Дом на холме», как он обычно его называл, был волшебным местом. Он любил его так, как ни одну другую рукотворную вещь, за исключением гитары, полученной в подарок от дяди, когда он был еще мальчиком.
Дом обладал своим собственным лицом и элегантностью, но без претенциозности. Просторные, полные воздуха и света комнаты были удобны и соразмерны, и почти в каждой из них, даже в крытом бассейне, имелся камин.
После перестройки в пятидесятые годы дом больше не переделывался, сохранив в чистоте замысел режиссера и его жены.
Все, что они сделали, отличалось безупречным вкусом, и последующие владельцы были достаточно разумны, чтобы не нарушать великолепие интерьеров и окружающего ландшафта.
Каждый раз, бывая здесь, Джонни испытывал чувство полного благополучия, почти счастья. Все помогало этому: и красота места, и его комфорт и роскошь, и его история, слава и положение его прежних владельцев, среди которых была однажды и Грета Гарбо. Не последнюю роль играла престижность владения таким домом.
Джонни никогда не мечтал о таком. Все это было так далеко от его первых шагов, что ничего более невозможного нельзя было и представить.
Джонни Фортьюн, родившийся в 1953 году и носивший тогда имя Джанни Фортунато, вырос на многолюдных улицах южного Манхэттена. Его домом была тесная и унылая квартирка на Малберри-стрит, где он жил со своим дядей Вито Кармелло и его женой Анжелиной.
Он никогда не знал своего отца, Роберто Фортунато, и хранил лишь смутные воспоминания о матери, Джине. Когда ему было пять, умерла его тетя, и дядя Вито, брат его матери, заменил ему обоих родителей. В пятнадцать лет, понимая, что ему все равно не поступить в колледж, Джонни бросил школу. Улицы Нью-Йорка стали его университетом, как когда-то они были его детским садом. С ранних лет он научился самостоятельности, стал проворным и ловким, готовым постоять за себя, всегда начеку, внимательно следя за всем происходящим вокруг.
Но Джонни никогда не был уличным подростком, наглым и дерзким. Не был он и жестким агрессивным панком, постоянно устраивающим беспорядки и нарывающимся на неприятности с блюстителями закона. Дядя Вито строго следил за этим.
Кроме того, Джонни, к своему счастью, имел то, что выделяло его из толпы других ребят, поднимало над ними и даже определенным образом защищало. Это был его голос. Нежный, мелодичный и поразительно чистый, он буквально зачаровывал. Друзья и коллеги дяди слушали его с восхищением, почти с благоговейным трепетом, громко аплодируя и щедро одаряя долларовыми купюрами.