Сняв джинсы, футболку и коричневые замшевые мокасины, Джонни отправился в ванную принять душ. Через несколько минут он появился из клубящихся паров, схватил полотенце, накинул его на себя и потянулся за меньшим полотенцем, чтобы вытереть волосы.
Джонни Фортьюну было тридцать восемь лет. Стройный и гибкий, он был в отличной форме. Он много плавал, при каждой возможности занимался в спортивном зале, был умерен в еде и питье. У него было тонкое подвижное лицо, на котором очень быстро проявлялась усталость, и тогда он выглядел старше своих лет. Сейчас, разглядывая себя в зеркало, он решил, что, несмотря на загар, выглядит отвратительно.
Тщательно высушив феном свои каштановые со светлыми прядями волосы, он зачесал их назад, приблизил лицо к зеркалу и скорчил гримасу. Явно сказывалось губительное действие предыдущей ночи. Под глазами легли голубоватые тени, напоминающие синяки, одним словом, лицо невыспавшегося человека. Так оно и было. Впервые за несколько лет он имел глупость основательно перебрать красного сухого вина за обедом в «Ла дольче вита» на Литл Санта-Моника, куда он пришел со своим другом Гарри Палома.
И что было еще большей глупостью – он повел одну из поклонниц, вечно таскающихся за ним хвостом, в местный отель, где у него был постоянный номер, и переспал с ней. Он никогда не приводил девушек к себе в дом. Его дом был неприкосновенным. Вот почему он снимал постоянно закрепленный за ним номер в отеле: так было удобнее для его любовных встреч, которые в последнее время случались не часто, чтобы не сказать, редко. Да, все-таки один разумный поступок вчера он все же совершил – в последний момент вспомнил о необходимых мерах предосторожности. Его аранжировщик Горди Ланахэн недавно умер от СПИДа, и призрак этой смертельной болезни непрестанно преследовал Джонни.
Уронив полотенце, он прошел через спальню в смежную с ней гардеробную. Такого же размера, что и спальня, она была вся заполнена вешалками с дорогими, прекрасно сшитыми костюмами от лучших портных Лондона, Парижа и Рима. В выдвижных ящиках с передними стенками из прозрачной пластмассы хранились великолепные рубашки и шерстяные, шелковые и кашемировые свитеры и пуловеры на все случаи жизни. Начищенные до блеска туфли из лучшей кожи, а также из замши стояли рядами на полках под костюмами и спортивными куртками, шелковые галстуки висели на другой, прикрепленной к стене вешалке меньшего размера.
Пересмотрев одежду для отдыха, Джонни наконец остановил свой выбор на паре темно-серых слаксов и черном кашемировом блейзере, бледно-голубой рубашке из швейцарской вуали и голубом шелковом галстуке. Он быстро оделся, сунул ноги в черные кожаные мокасины и пошел выбирать шелковый платок для нагрудного кармана.