После школы я попрощался со Стасиком и Лоркой и поехал домой. Про револьвер я так никому и не рассказал, не решился. Тщательно его вычистил, протер и смазал заново патроны (специально в «Щит» сходил, слава богу, масло у них без документов продают), а потом засунул «трэнтер» под ремень джинсов, сверху выпростал футболку и поехал производить учебные стрельбы.
Я планировал сесть на любую электричку в сторону Страховичей и выйти на платформе 105-й километр. Когда-то мы с батей туда ездили за грибами, и я хорошо знал местность: маленькая заброшенная деревенька, кругом леса и поля, в любом овраге можно пострелять в свое удовольствие. Грибники туда ездят редко – плохое место, скудное, это только мы с батей могли туда попереться. Ничего, кстати, не нашли, как и следовало ожидать.
Ошибку я сделал с самого начала: влез в «восьмерку», а не в «двойку». «Двойка» ехала прямо на вокзал, но ее долго было ждать, потому что троллейбус ушел, когда я подбегал к остановке. «Восьмерка» останавливалась у парка Победы, – если через него пройти, как раз к вокзалу и выскочишь, только пути перейти надо по мостику. Через парк я и поперся.
Их было трое: маленький, другой косоротый – из-за шрама в углу рта, чуть повыше ростом, и третий – самый длинный. Типичная уличная урла: кожаные куртки, черные джинсы, у косого – паленая кепка Kangol, у маленького – солнцезащитные очки с зелеными стеклами. Мелкие блеклые татуировки на руках, наверное, в колонии делали.
– Стой, паца-ан, – сказал с растяжкой маленький. Я остановился. Был вполне реальный шанс, что это некие залетные уроды, которых можно отшить. Ловят таких же залетных, из ближних деревень.
– Нам тут копеек двадцать не хватает на побухать, – сказал косоротый. – В кармане посмотри, может, поможешь землякам?
– Сколько надо? – спросил я.
Может, и вправду мелкие бухарики. Двадцать копеек, конечно, отмазка, надо им обычно рублей пять – десять, но бухарикам не жалко, как говорит Стасик, «может, и нам когда придется так вот просить» – в чем я лично сомневался, но мало ли… Черт с ними, отдам пятерку. Или червонец.
– А ты в кармане посмотри, – повторил косоротый. – Сколько там у тебя есть? И цепуру снимай. Пиз-датая цепура. Бабе своей подарю.
«Цепуру снимай» значило, что меня грабят. Беззастенчиво, прилюдно, зная, что в парке никогда не бывает ни одного милиционера, а случайным прохожим наплевать, даже если меня зарежут. Да если здесь и будет чудом вертеться мент, он скорее всего сделает вид, что ничего не замечает…