Теперь медлить я не мог. Они стояли слишком близко, чтобы промазать. Еще несколько лет назад мы стреляли друг в друга из пластмассовых водяных пистолетов, и принцип был тот же самый – на таком-то расстоянии… Я выстрелил в косоротого, потом – в маленького, бросившегося бежать. Он не успел сделать и пару шагов. Наверное, о таких случаях говорят: «Мой револьвер быстр». Был какой-то такой фильм о ковбоях или частных детективах. Или не фильм, а книга-Грохот выстрелов забил мне уши, словно пылью, но я был уверен, что снаружи его никто не слышал: парк слишком далеко, а в руинах могли крутиться дети либо какой бомж – первые убегут, второму без разницы. Я потряс головой; револьвер больно ударил меня между большим и указательным пальцем, сгиб теперь отчаянно чесался.
– Мамка…
Это бормотал косоротый. Его выкидуха – дешевая, китайская, с пластиковой рукояткой под дерево – валялась рядом. По штанам и грязному песку расплывалась темная лужа.
– Мамка, бля… Мамка…
Он лежал лицом вниз, руки зажал под животом, дергался и ворочался, суча ногами. Остальные не шевелились, только длинный еле слышно икал. Мне стало страшно, очень, очень страшно.
– Мамка, бля, мамка… Ма-а-амка…
Косоротый завыл. Я подошел к нему и опустился на колени.
– Что ты?
– Пацан… Ёп… Зачем ты? Зачем ты, братан?
– А что вы? – спросил я. Меня затрясло, по спине под футболкой потекли холодные ручейки.
– Братан… позови доктора… «скорую»… – Он тяжело дышал и все тянул ко мне руку, но я увернулся. Почему-то было противно, словно трогать дохлую кошку. И потом, он бы испачкал меня, рука была вся в крови. – Мамка… мамка, бля…
В самом деле, у него же была мамка. Любила его, растила, волновалась, когда он поздно возвращался. Радовалась, когда поступил в свое ПТУ, или где он там мог учиться… Небось дома сидит, ждет. Пожрать приготовила.
– Ну на хера вы так, на хера, на хера, пацаны?! – бормотал я. Револьвер болтался в руке – я сунул его за пояс, промахнулся, сунул еще раз, больно пропахав выступом мушки по животу.
– Мамка… – выдохнул косоротый. – П… пацан? А, пацан?!
Если он выживет, меня посадят в тюрьму. Не знаю, что там дают за тройное убийство, но не меньше лет пятнадцати…
Я не хотел провести пятнадцать лет в тюрьме и потому снова вынул револьвер. Упер ствол в дергающуюся голову косоротого, но он, кажется, этого не замечал.
– Как тебя зовут, братан? – спросил я.
– Дёня… Денис…
– Сам виноват, Денис, – сказал я. – Я тебя не трогал. На хера так сделал, а?
Меня совсем не забрызгало, хотя в кино всегда бывает не так. В кино все в крови, в ошметках мозга.