.
– Я вас не стесню визитом?
– Oh, que si! C'est peu de chose…[8]
Нещадно скрипя половицами, на веранду ворвался Афанасий Адамович Миклашевский.
– Вот вы где! – воскликнул он. – А я ищу! Ищу! Что же вы оставили общество, господа?
– Беседуем, – отозвался Рязанов.
– Идемте же скорей, перемена блюд стынет. Чем вы тут стращали гостя нашего, Илья Ильич?
– Известно чем, – сказал Армалинский, притушив папиросу о крашенный зеленой краскою поручень веранды. – Графа Ефиопского поминали.
– Фу! Зачем же пугать Ивана Ивановича? – возмутился Миклашевский, неодобрительно покосясь на действия «рамоли», но ничего на сей счет не сказав.
– Я не такой уж пугливый, смею вас заверить, – смеясь, заверил Рязанов, но на душе его было совсем не весело.
Он последовал за Миклашевским, но успел услышать, как «рамоли» бормочет себе под нос совсем не к месту:
– Meme si nous ne le sentons pas au toucher, l'air nousentoure toujour[9]…
Напившись чаю с пирогами и выслушав несколько унылых романсов, исполненных под старенький клавир Клавдией Афанасьевной и другой дамою, дородной Александрой Пафнутьевной Селиверстовой, Рязанов распрощался со всеми и, сославшись на усталость с дороги, отправился спать в предоставленную ему «верхнюю комнату». Его сопроводил по-прежнему опрятный и предупредительный Трофимыч, спросил, не надо ли чего. Комната оказалась весьма уютной: венецианское окно, затянутое от комаров тонкой тканью, источало вечернюю прохладу, сладко пахло цветами из сада, и мягкая кровать с перинами так и манила, обещая мирный и спокойный сон.
Рязанов меж тем почивать не спешил, хотя в самом деле устал и слегка переел. Открыв свой саквояж, он извлек толстую тетрадь в сафьяновом переплете и письменные принадлежности. Некоторое время он писал, ученическим образом огрызая перо и глядя то и дело в потолок, потом засыпал написанное из медной песочницы, вздохнул и, не раздеваясь, прилег на постель.
Стараясь не заснуть, он разглядывал уютного цвета штофные обои и даже прочел шепотом несколько стихов – преимущественно то были Тютчев, Плещеев и Каролина Павлова, с которой Иван Иванович познакомился в Дрездене. Потом прочел точно так же Гейне на немецком и попытался составить перевод, который вышел дурен и все не в рифму. Потом принялся вспоминать швейцарские кантоны с главными городами.
Так он дождался, пока разъедутся припозднившиеся гости, а те, кто остался ночевать, разойдутся по комнатам. Отсчитав по часам еще тридцать минут, Рязанов затем вскочил с постели, сделал несколько простых с виду упражнений из китайской гимнастики, которой выучил его в Лионе добрый испанец Санчец, собрал необходимые вещи и вознамерился покинуть дом через окно.