И тут беспокойство Деборы достигло апогея. Сквозь стеклянную витрину она увидела, как дорогу решительным шагом пересек Генри, направляясь к дверям заведения миссис Лутон. За ним еле поспевала Рейчел.
Нахмуренное выражение лица зятя не сулило ничего хорошего.
– Итак, – провозгласила баронесса Алодия, повышая голос, чтобы все присутствующие ее хорошенько расслышали, – разве вам нечего сказать?
Опустив саквояж на землю, Дебора произнесла первое, что пришло ей в голову. Это было выражение Тони. Глупое словечко, которым дети отгоняют злых духов. Она сказала:
– Кыш.
Баронесса Алодия недоуменно заморгала.
– Что вы сказали?
– Кыш, – повторила Дебора.
Гранд-дама, обернувшись к своим верным матронам, мимикой дала понять, что пребывает в некотором замешательстве. Те с осуждающим видом вразнобой закивали головами. Очевидно, и для них поведение Деборы оставалось загадкой. Баронесса Алодия воинственно задрала подбородок.
– Почему это вы говорите мне «кыш»? – требовательным тоном поинтересовалась она.
– Потому что я наконец-то вижу вас такой, какая вы на самом деле! – с мужеством отчаяния заявила Дебора. – Вы вовсе не благодетельница. Вы всего лишь жалкий тиран.
Ее замечание повергло баронессу Алодию в настоящий шок, и старуха даже задохнулась от возмущения. Глядя на своих наперсниц, она жалобно заявила:
– Она назвала меня тираном!
– Нет, я назвала вас жалким тираном, – поправила ее Дебора, ощутив вдруг прилив сил. Она больше не боялась. Она нашла в себе мужество высказать то, что думала, и небеса не обрушились ей на голову. Тони мог бы гордиться ею.
В это мгновение сквозь толпу у входа протиснулся Генри. Матроны с радостью расступились, освобождая для него место.
Не успел Генри открыть рот, как баронесса Алодия разразилась напыщенной тирадой.
– Я рада видеть тебя, племянник. Она вернулась, а теперь делает вид, будто ничего не произошло.
– Я еще не сказала ни слова, – возразила Дебора.
В лавку вошла Рейчел. Вокруг толпились чужие люди, и несмотря на недавно обретенное чувство собственного достоинства, Дебора не могла заставить себя взглянуть сестре в глаза.
– Ах да, блудная дочь возвращается, ожидая, что в ее честь зажарят упитанного тельца! Но могу вас уверить, миссис Персиваль, вы ошибаетесь! Щедрость и долготерпение моего племянника отнюдь не безграничны, – провозгласила баронесса Алодия, после чего распорядилась, чтобы миссис Хеммингс вынесла Милтона наружу. – Он не любит ограниченного пространства. Впрочем, общество никчемных людишек, которым он вынужден здесь довольствоваться, ему тоже не по душе. – Пожилая гранд-дама метнула многозначительный взгляд на Дебору.