Несколько месяцев назад я купила нож в армейском магазине за двадцать четыре фунта девяносто девять пенсов, и, надо сказать, превосходный — острый, тонкий, обоюдоострый и разящий наповал. В общем, совсем как я. Жалко, что пришлось его оставить — он предназначался для Честли, — но забирать его было бы слишком хлопотно, да и не хотелось болтаться в общественном парке со смертоносным оружием в кармане. А отпечатков на нем не осталось. Я была в перчатках.
Я шла за ним до огороженной площадки, и как раз начался фейерверк. Там деревья, и под их кронами тени вдвое темнее. Конечно, кругом был народ, но все смотрели на небо, и в свете ракет никто не заметил молниеносную маленькую драму, разыгравшуюся под деревьями.
Поразительно, сколько мастерства требуется, чтобы пронзить человека между ребер. Самое сложное — это межреберные мышцы: они так сокращаются, что, если даже и не попадешь случайно в ребро, нужно пробить слой напряженных мышц, чтобы нанести серьезную рану. Бить прямо в сердце не менее рискованно: здесь преграждает путь грудина. Идеальный способ — через спинной мозг, между третьим и четвертым позвонком, но скажите на милость, как отыскать это место в темноте, к тому же под большой армейской паркой?
Конечно, можно было перерезать ему глотку, но те из нас, кто пробовал это на деле, а не просто видел в кино, подтвердят, что это не так-то легко. И я ударила вверх, от диафрагмы, как раз под грудину. Оттащила его под деревья, где он сошел бы за пьяного, и оставила там в полном одиночестве. Я не преподаю биологию, так что могу лишь предполагать, от чего он умер — потеря крови, поврежденное легкое, — но не скрою, удивлен он был до чертиков.
— Вы убили его?
— Да, сэр. Ничего личного.
Внезапно показалось, что я действительно болен, что все это галлюцинация, говорящая о моем подсознании больше, чем хотелось бы знать. Несомненно, чувствовал я себя неважно. Резкая боль в боку добралась до левой подмышки. Невидимый палец превратился в руку, жесткое давление на грудину душило меня.
— Мистер Честли!
В голосе мисс Дерзи слышалось беспокойство и участие.
— Просто колика, — отозвался я и разом осел. Глинистая земля, хотя и мягкая, казалась на удивление холодной; этот холод бился сквозь траву, как сердце умирающего. — Вы убили его? — повторил я.
Надо было убрать концы в воду. Как я сказала, ему пришлось уйти.
— А Коньмана?
Молчание.
— И Коньмана, — сказала мисс Дерзи.
На мгновение, ужасное мгновение, у меня перехватило дыхание. Мне не нравился этот мальчик, но он был одним из моих, и, несмотря ни на что, я надеялся...