Хранитель талисмана (Долгова) - страница 3
...Погоня тоже шла на запад, степные кони дышали в затылок беглецам, а изменник не стоил погребения, однако безысходность уже пеплом лежала на повелителе. Опечалясь, он сказал: да будет так -- и последние верные солдаты хорезм-шаха, оттащили в пески и зарыли мертвое тело Зузани. Небесный бокал наполнялся еще многократно, и свита хорезм-шаха достигла, наконец, берегов Каспия. Уцелевшие в скачке тюки сняли с бактрианов, люди согласились приютить беглецов и золото пошло в уплату жителям Гургана. Лишь Розы Долин не досчитался шах - ларец оказался пуст. Мертвый садр-изменник нанес прощальный удар еще живому повелителю - Нуйир ал-Мулька унес с собой в песок тайну голубого алмаза, а мертвые хорошо хранят свои тайны...
Ренар перестал бороться с искушением - снял с пояса флягу и сделал глоток. Теплая солоноватая влага смочила пересохшее небо, но почти не принесла облегчения. Манускрипт Руххи не обрывался на истории бегства хорезмшаха. Шах отправился в счастливые райские кущи, но это уже не имело для преследователей никакого значения -- тридцатитысячное войско кочевников, следуя по пятам за беглецами, вторглось в цветущие области южного побережья, наводя настоящий, а не эпический ужас. Жители Казвина так боялись жестокости осаждавших, что кончали с собою, не дожидаясь конца штурма, в Мераге оцепеневшие от страха люди сотнями безропотно позволяли резать себя. История неслась галопом на спинах на косматых лошадей и вершилась жалами пик. Голубая Роза Долин осталась где-то на обочине, и постепенно канула в словесный туман легенды. На сите логики, отделившей шелуху домыслов от золотой крупы фактов, осталось немного: Ала ад-Дин Руххи вскользь описывал место погребения Зузани как подножие скалы с тремя вершинами, растущей посреди песков. Рост камня следовало отнести к поэтическим преувеличениям, скорее, он мог разрушиться под воздействием ветра и песка, и Ренар выбросил из головы заманчивую идею -- до тех пор, пока не узнал у колодцев Узбоя, что Трехглавый Камень, не обозначенный ни на одной карте, и в самом деле существует... --Джамал! Проводник обернулся. Глаза-щелочки, казалось, улыбались, но нижняя часть лица оставалась каменно-спокойной. --Остановимся здесь. Верблюды неторопливо опустились на колени, Джамал, что-то неразборчиво бросив, принялся распаковывать тюки.
Тьма поспешно упала на пески - как будто невидимая рука задернула плотный полог. Ренар, подбрасывая в костер мелкие сухие ветви сломанного саксаула, всматривался в глухую черноту. В отдалении - ночь скрадывала настоящее расстояние -- мерцала пара зеленых, светящихся точек. Точки двигались по кругу, временами исчезали, чтобы вспыхнуть в другом месте. Хищник? Пару раз французу показалось, что он слышит мягкие, осторожные шаги. Спящий Джамал в свете костра как никогда напоминал статую -- Ренар не стал будить проводника, осторожно достал пистолет и взвел курок. Сухой щелчок металла прозвучал неожиданно громко. Огоньки мигнули напоследок и исчезли. Джамал неожиданно потерял невозмутимость истукана, беспокойно перевернулся во сне, откинув руку, пробормотал что-то не незнакомом языке. Ренар замер, вслушиваясь, вглядываясь в насторожившуюся, потревоженную темноту, ночь дышала едва ощутимым ветром, шептала шелестом осыпающегося песка, острые, злые лучи крупных, чужих звезд кололи глаза. Холод ночи, вытеснив дневной зной, упрямо боролся с теплом костра. Ренар метнул в пламя кусок дерева - круг света немного расширился. В тот же миг что-то грузное, приземистое, но проворное, метнулось сквозь зыбкую границу света и тени в темноту, волоча за собою тяжелый хвост. Ренар прицелился, метя по вновь мелькнувшим светлячкам глаз. Сухой треск выстрела разорвал осторожную, бархатную тишину. Пронзительный визг царапнул слух, невидимое в темноте грузное тело шумно забилось, расшвыривая песок. Зашевелились беспокойно потревоженные верблюды. Ренар помедлил - идти в темноту не хотелось - невидимый пришелец, повозившись, утих. Джамал проснулся и сел, забавно вертя головой. --Стрелял, таксыр? --Да. Кто-то пришел из темноты. Проводник, против обыкновения, ничего не ответил, поднял над головой горящую ветвь, пятаясь еше расширить круг света. Казалось, костер и людей накрыл черный, непроницаемый колпак. Ночь молчала, стих даже шорох ветра. --Спи, таксыр. Это просто бродячий дух. Здесь старое, плохое место. Спи. Я покараулю. Ренар вытянул ноги, укрывшись кошмой. Рядом мирно дышал косматый бактриан. Сон пришел незаметно, тонкой, зыбкой вуалью отделив от иллюзии реальность. Ветер тихо шелестел, где-то снова осыпался песок, черный бархатный полог колебался, белесые звезды мигнули, превращаясь в серебряные бляшки, нашитые на черную ткань. Ткань извивалась складками, шевелилась, надуваясь балахоном. Балахон шевельнулся, черная фигура повернулась, открывая бледное, не тронутое загаром лицо. Ренар попытался рассмотреть незнакомца, но ему мешал взгляд, упершийся прямо в его, Ренара, глаза. Радужки неизвестного отливали янтарно-желтым, взгляд давил, в нем чувствовалось равнодушное терпение, присущее хищным птицам. Ренар собрался с силами и попытался шевельнуть губами, язык плохо слушался, собственный голос казался чужим. --Кто ты? Старик с желтыми глазами молчал. --Ты кто? Желтоглазый отвернулся и растворился в на миг ожившей темноте. Занавес немой черноты сомкнулся за ним, где-то вдалеке насмешливо прошелестели бубенчики.