— Нам надо как-то определиться с этим никчемным пидором, то бишь Лусеной, — высказался Рамирес, — а то мы в первом же разговоре с этим новым парнем выставим себя профанами.
Фалькон пробежался взглядом по стеллажам с книгами, закрывавшим все стены. Рамирес потянулся.
— Знаете, я думаю, если ты трахаешься и с женщинами и с мужчинами, то по сути ты педераст, — заявил он.
— Даже если только один раз попробовал? — поинтересовался Фалькон.
— С этим не экспериментируют, старший инспектор. Это сидит в генах. Если вы можете хотя бы подумать об этом… вы — педераст.
— Давайте не будем обсуждать это с Кальдероном.
Молодой судебный следователь появился без четверти шесть, уселся за стол и сразу перешел к делу. Его роль возлагала на него основную ответственность за ведение следствия и обязывала его доводить до суда необходимые для обвинения доказательства.
— Что у нас есть? — осведомился он.
Рамирес зевнул. Кальдерон закурил сигарету и бросил пачку Рамиресу. Тот взял сигарету и тоже закурил. Глядя на них, Фалькон задавался вопросом, каким образом эти двое успели так освоиться друг с другом… пока не вспомнил о футболе. «Бетис» проиграл 0:4 в тот день, когда убийца снимал Рауля и его сыновей. Откуда эта непринужденность? Он попытался вспомнить, были ли в его жизни минуты полной раскованности. Наверно, они ушли вместе с юностью, когда его работа стала слишком серьезной, или, может, это он стал слишком серьезно относиться к своей работе?
— Кто начнет? спросил Кальдерон.
— Давайте начнем с трупа, — предложил Фалькон и кратко изложил результаты вскрытия.
— Как, по мнению судмедэксперта, удалялись веки? — продолжил Кальдерон.
— Сначала они были надсечены скальпелем, а потом срезаны ножницами. Он считает, что сработано очень профессионально.
— И это, как мы полагаем, было сделано, чтобы заставить Хименеса смотреть что-то по телевизору?
— Тяжесть нанесенных им самому себе увечий свидетельствует о том, что его ужасала не только произведенная над ним операция, но и то, на что его вынуждали смотреть, — ответил Фалькон.
— Я, пожалуй, согласен с этим, — сказал Кальдерон, машинально коснувшись пальцами собственных век. — Есть какие-нибудь соображения по поводу того, что именно показывал ему убийца?
Рамирес покачал головой. В его крепкой черепушке не находилось места догадкам подобного рода.
— Я думаю, нам известны только наши собственные глубинные страхи, а не чужие, — ответил Фалькон, стараясь, чтобы это не прозвучало чересчур назидательно.
— Да-да, я, например, не выношу крыс, — радостно подхватил Кальдерон.