Екатерина Васильевна отпрыгнула от окна и повалилась на кровать.
– Укуси! – кричала она, болтая ногами. -
А укуси меня за голову!
А укуси меня за грудь!
А укуси, пока я голая!
А укуси за что-нибудь!
Ну? – говорила она, отирая слезы. – Стоит? А то, может, уже на стену лезет?
Александра изо всех сил впивалась взглядом в джентльмена, никак не похожего на джентльмена. В то место под вязом, где только что – она готова была поклясться! – стоял мужчина. Но ни мужчины, ни даже намека на мужчину, ни даже следа от намека! "Дожила! – подумала Александра. – Под каждым деревом мерещатся".
Только старый вяз, навылет подсвеченный фонарем, пустынно и горько шевелил кроной. Тени ветвей, отброшенных фонарем, скользили по лицу Александры, и ей было невдомек, что на заскорузлых ветвях в эту ночь проклюнулись первые зернышки листьев.
– Может быть, что-нибудь еще, сын мой? – спросил в конце исповеди патер Грубер.
Исповедальни в доме не было, патер непривычно стоял прямо перед Джулио, как православный батюшка, что отчасти смущало рыцаря. Однако патер склонил голову вниз, подставив огромное, пружинистое ухо. И ухо обезличивало исповедь вернее тряпичных занавесок в фанерных католических кабинах.
– Подумайте, – сказал патер. – Может быть, суесловие?
Джулио, размягченный индивидуальной мессой, отрицательно покачал головой.
– Гордыня?
– Нет, святой отец.
– Рукоблудие?
– Рукоблудие? – Джулио задумался. – Первое время в ордене велели кулаки на ночь обматывать бинтами, – сказал он, просветленно улыбаясь. – А все равно умудрялись…
– Это как же это? – удивился патер.
– Кулака-то два! – пояснил Джулио.
– Интересный способ, – согласился патер.
Патер Грубер начал свою карьеру в России с того, что оказал услугу великой княгине Марии Федоровне.
Павел Петрович встретил священника неприветливо. Количество шарлатанов, вертящихся вокруг русского престола, стало даже некоторой русской достопримечательностью.
Презрительно оглядев щуплую фигурку патера, он сказал:
– Это вы беретесь вылечить великую княгиню?
Ему не понравилось лицо патера – в мелких прыщиках, словно бы сваренное на прокисшем молоке.
– Берусь, ваше высочество, – просто ответил патер.
"Сначала прыщи бы вывел", – подумал Павел.
– Графиня Мануцци рекомендует вас как опытного дантиста…
– Это переизбыток серы в организме, ваше высочество, – сказал патер Грубер, указывая на свои прыщики. – Дантиста?
– Серы? – в свою очередь удивился Павел.
Они посмотрели друг на друга.
"Непро- ост", -подумал Павел.
– А кто сказал, что боли великой княгини имеют челюстно-лицевое происхождение? – поставил вопрос патер.