Далматов едва замял дело.
Азартный Митька, по счастью, увлекся, и к моменту ареста количество палочек перевалило за третий десяток. А поскольку ни один из видов полоцкого вооружения не достигал указанного числа, наказание вышло мягким.
Митька был присужден к одиннадцати палочным ударам за хребет – по числу ядер. Казнь свершилась в присутствии полоцкого княжича Гаштольда, дьяка Далматова и самой Эльжбеты. Сердобольный семейный тиун норовил заехать Митьке между ног, но Митька так плотно сжал ягодицы, что тиун выдохся раньше, чем достиг цели.
Эльжбета под конец принялась даже повизгивать в такт ударам.
"Поужинал – дак оставайся! Поужинал – дак оставайся!" – ясно читалось на ее лице.
Митькино косоглазие после десятого удара чудесным образом перешло в ясновидение. Митька по возвращении составил в сердцах проект реформы, надолго определившей судьбу русской разведки.
Кастелянское отделение, готовившее постельничих, было выведено из Посольского приказа в ведомство Тайного сыска, к конюшему Челяднину.
Челяднин далее поставил дело внешней разведки на демократическую основу: стал принимать из купеческого сословия и унифицировал учебный процесс.
Разведчики, невзирая на умение считать по-немецки до девяноста, выходили после выучки одинаковые, как калачи из печи.
Унификация в особенности благотворно сказалась на походке. В русских посольствах питомцев Челяднина было видно за версту.
Однако, подняв на высоту дело рекрутирования и воспитания, Челяднин упустил вопрос учета агентуры. В приемную стали захаживать странные личности. Личности настаивали, что состоят в списках. Челяднин списков сроду не заводил, надеясь, с одной стороны, на профессиональную память и не надеясь, с другой стороны, на неподкупность архивариуса. Однако заявить, что списков сроду не бывало, означало прямо поставить себя под удар. Чяляднину так и мерещился Василий III, который говорит: "Нету списков? А куды же они подевались? Ляхам продал?" А поскольку Василий III на свою память давно не надеялся, то поверить, что кто-то понадеялся, притом в таком важном государственном деле, был неспособен.
Личности между тем обнажали в кабинете Челяднина шрамы, и даже в довольно неожиданных местах, а один просто показал индийскую татуировку с неподцензурным сюжетом. Под конец все хмуро требовали денег.
Челяднин кисло выслушивал бойкие рассказы о беспорядках, учиненных во славу великорусского княжества в Джучидовом улусе Сарай-ал-Джедид, об устранении наследника в померанском замке Новая Грудь, а заодно уж и в Орше, о коварных провокациях в тевтонском Мариенбурге, который отчасти смешивался в голове Челяднина с Магдебургом, Бранденбургом и Мекленбургом и представлял собою единый адский конгломерат, сугубо враждебный великому княжеству Русскому, и, кряхтя, выдавал деньги. География не относилась к числу любимых предметов начальника службы внешней разведки.