В какой-то момент свет снова стал полным. Мы вышли на расчищенное пространство, но и здесь нам пришлось из последних сил карабкаться в гору. С возвышенности, на которую мы поднялись, нам открывался безграничный лес, зыблющийся красными, желтыми, зелеными верхушками, затапливающий холмы и долины, чудовищно изобильный, как небо и вода. Человек, чье жилье мы искали, объяснили мне знаками, жил еще чуть дальше, в другой долине. Там он нас и ждал.
Он построил себе нечто вроде хижины между двух больших скал для защиты – так он сказал – от восточных ветров, самых вредных, самых неистовых. Не спорю, это, конечно, преимущество, только вот сама хижина ни к черту не годилась: растрескавшаяся со всех сторон, она существовала лишь в теории. Я, понятное дело, и ожидал в смысле жилья чего-нибудь в этом роде, но действительность превзошла мои предвидения.
Вероятно, вид у меня стал совершенно убитый, потому что мой сотоварищ вывел меня из задумчивости довольно резким окриком:
– Ну, чего? Здесь все-таки лучше, чем на войне. Жратва дрянная, это верно, и вода – сплошная грязь, зато дрыхнуть никто не воспрещает. Тут, приятель, пушек нет. Пуль – тоже. Словом, дело стоящее.
Говорил он таким же тоном, что и генеральный агент, но глаза у него были голубые, как у Альсида.
Ему подваливало под тридцать, он носил бороду. Сперва я его даже не рассмотрел – так меня ошарашила убогость жилища, которое он мне оставит и где мне, возможно, придется провести несколько лет. Но, приглядевшись, я увидел, что лицо у него решительно наводит на мысль об авантюрах: угловатые черты, голова бунтаря, который врывается в жизнь, а не скользит по ней, как, например, всякие тупоносые типы со щеками, округлыми, как лодки, которые с лепечущим журчанием плещутся о судьбу. Этот был из породы несчастливцев.
– Верно, – согласился я. – Здесь не хуже, чем на войне.
Для начала такого признания было достаточно: у меня отсутствовало желание распространяться на этот счет. Но он гнул свое.
– Особенно теперь, когда войны стали так затягиваться, – прибавил он. – Словом, сами увидите, приятель, здесь не очень весело. И ничего не поделаешь. Считайте, что у вас вроде отпуска, хотя какой тут отпуск! Впрочем, все зависит от того, какой вы человек. Этого я уж не знаю.
– А вода? – спросил я.
Меня встревожила вода в моей кружке, которую я сам себе налил, – желтоватая, тошнотворная, теплая, точь-в-точь как в Топо: отстой ила на третий день.
– Это и есть вода?
Пытка с водой начиналась сызнова.
– Да, другой здесь нет, разве что дождевая. Только, если зарядят дожди, хижина долго не протянет. Сами видите, в каком она состоянии.