Проникнуть в тропический лес можно двумя способами: либо проложить себе дорогу через джунгли, как крыса через стог сена, но это способ удушливый, и я от него отказался; либо выдержать подъем по реке, скрючившись на дне выдолбленного дерева, вихляющего среди кустов под ударами весел, дожидаясь в таком положении ночи, а днем беспомощно подставляясь солнцу. И наконец, одурев от галдежа негров, с грехом пополам добраться куда надо.
Каждый раз при отплытии гребцам требовалось время, чтобы войти в определенный ритм. Пререкания. Потом удар весла о воду, несколько ритмических выкриков и отвечающее им эхо; забурлила вода, лодка заскользила; вот уже работают два весла, потом три, негры все никак не приспособятся и что-то лопочут; но вот вы смотрите назад и видите, как вдали сплющивается и удаляется море, а перед ним расстилается длинная гладкая лента, и, наконец, совсем далеко сзади, на причале, различается полускрытый речным испарением огромный тропический шлем колоколом над маленьким, как сырная головка, лицом и фигуркой сержанта Альсида, в болтающемся кителе и белых брюках. Странное воспоминание!
Вот и все, что для меня осталось от места под названием Топо.
Долго ли еще это выжженное солнцем селение устоит под коварным серпом коричневых вод реки? И целы ли покуда его редкие, кишащие блохами хижины? И ведут ли новые Граббиа и безвестные Альсиды свежеиспеченных стрелков в мнимые бои на учениях? По-прежнему ли отправляется там непритязательное правосудие? Все так же ли затхла и тепла вода, которую там через силу пьют? Такая, что после одного глотка неделю во рту противно. И поныне ли там нет холодильника? И длятся ли шумовые баталии между роями мух и неумолчным звоном в ушах от хинина? Или сульфата? Или хлоргидрата? Но, прежде всего, существуют ли, как и прежде, негры, обреченные иссыхать и покрываться прыщами в этой парилке?
Быть может, ничего этого больше нет, и как-нибудь во время вечернего урагана Малое Конго своим заиленным языком слизнуло Топо, и все это кончилось, навсегда кончилось, так что даже название селения стерлось с карты и только я еще помню Альсида. Племянница тоже его забыла. Лейтенант Граббиа так и не увидел свою Тулузу, а тропический лес, издавна подстерегавший дюну на исходе сезона дождей, опять все заполнил и раздавил в тени гигантских красных деревьев, все, даже неожиданные, растущие на песке цветочки, которые Альсид не позволял мне поливать. И всего этого больше нет.
Я долго буду помнить десять дней плавания вверх по реке. Они ушли у нас на высматривание из пироги грязных водоворотов, на непрерывные поиски случайного просвета между огромными ветвями, уносимыми течением, и ловкое про-скакивание между ними. Работа для беглых каторжников! С наступлением сумерек мы останавливались на каком-нибудь каменистом мысике. Наконец однажды утром мы вылезли из этой сволочной дикарской лодки и углубились в лес по еле заметной тропе, которая уползала в сырую зеленую полумглу, лишь кое-где освещенную солнечным лучом, падавшим с самого верха необъятного лиственного храма. Чудовищные рухнувшие деревья то и дело вынуждали нас идти в обход. В дуплах их стволов свободно мог бы маневрировать поезд метро.