Дальше – детали. Винтовку снарядить и обернуть непромокаемым чехлом. Слегка прикопать ее в парке сегодня ночью. Выбрать позицию. Прорезать в кустах небольшой проход для обеспечения обзора. И на следующую ночь, оставив машину на бесплатной общественной стоянке на соседней улице, сделать дело. Охрана, полиция, опасность все потерять и закончить жизнь на урановых копях – все это только добавляет остроты завтрашнему приключению. Хайнрих быстро одевается в легкую непромокаемую куртку и прочные брюки армейского образца. Сует в спортивную сумку остро наточенную лопатку и фонарь. Перекидывает зачехленную винтовку со снятым стволом через плечо.
Глава 17. Меры противодействия
Я долго лежу без сна. Денек выдался долгий. Изматывающие беседы с Мишель, во время которых я не понимал и половины услышанного, потом с Джеком, потом с кем-то из его помощников, потом – в комбинации и тех и других. Еще – с новым техническим директором – немного суетливым мужчиной по имени Хенинг. Человеком, который будет отвечать за свет, звук, эффекты. В общем, за все, что бьет публику по голове, как он выразился. Все хотели от меня согласия на что-то. Интересовались моим мнением. Что-то предлагали. Спрашивали о моих пожеланиях по техническому оформлению и репертуару. А я чувствовал только одно – мне нравится ломать блюз. И того, что мне придет в голову в следующий момент, я знать не мог. Что придет, то и спою. А уж парни не подкачают. Главное – душа. Но они странно на меня смотрели, все эти директора, аранжировщики, менеджеры, финансисты и телевизионщики. Переглядывались незаметно и снова начинали терзать своей тарабарщиной. Пока я не говорил: «На ваше усмотрение». Это еще одна из волшебных фраз, которую я выучил. Скажешь так, и от тебя сразу отстанет и официант в дорогом ресторане, где ни одного знакомого блюда, и человек, который допытывается, какую модель психоэффектов – «иглу», «фон» или «пятерню» ты предпочитаешь для разогрева зала.
И вот теперь я лежу на спине, на краю огромной пустой кровати (на пятерых ее, что ли делали?), и опять ощущаю неприятный холод под сердцем.
– Триста двадцатый?
– Слушаю.
– Пожалуйста, не делай так, чтобы я забыл, о чем я хотел с тобой поговорить.
– Принято.
– Ты знаешь, что я хочу спросить?
– Подтверждаю.
– Пожалуйста, оставь свои казарменные выражения. Ты прекрасно можешь говорить по-человечески.
– Мне хочется изъясняться именно так, – упрямится мой внутренний голос. И это его упрямство без тени дружелюбия совсем выбивает меня из колеи.
– Хорошо. Говори, как нравится. Наверное, ты думаешь, что, отвечая односложно, ты сможешь меня запутать?