Рулетка между тем остановилась…
Снова тринадцать.
– Похоже, дорогая, нам сегодня дьявольски везёт! – Гринберг благосклонно глянул на крупье. Тот, окончательно помрачнев, отмусоливал выигрыш. Женя щёлкнул пальцами, постаравшись как следует блеснуть бриллиантами часов. – Нет, в самом деле! Хватит коту яйца крутить! Надо рискнуть наконец.
– Как скажешь, милый… – Виринея, улыбнувшись, сделала амбалу глазки и, видимо желая реабилитировать ни в чём не повинную цифирь, за что-то названную чёртовой дюжиной, до максимума увеличила ставку. Риск – благородное дело!
Вот только на самом деле никакого риска не было и в помине. Виринея действовала наверняка.
Гринберг тут же последовал её примеру… не в плане глазок, а в плане ставки, конечно. Крупье сосредоточенно шмыгнул носом, рулетка завертелась, публика, успевшая собраться вокруг стола, затаила дыхание… Шарик покатался, покатался и… замер, угодив в клеточку с цифрой 13. Похоже, ему там было мёдом намазано.
– Отлито, взболтано и заморожено. – Официант, люто юдофобствуя в душе, подал томатный сок. Амбал, сдувшись, точно проколотый презерватив, отгрузил выигранные денежки. Гринберг отхлебнул сок и сделал кислую мину.
– Дерьмо. Помидоры тепличные… Принесите соль.
А к столу тем временем повалили желающие ухватить за хвост синюю птицу счастья. Отчего же не ухватить, если у крупье такая непруха. И завертелась рулетка, и побежал по кругу шарик, и замелькали перед глазами воспетые ещё Стендалем цвета… Пит-босс встрепенулся. Быстро заменил крупье: «Знал я, знал, этим всё кончится…»
Не помогло…
В половине первого ночи Гринберг вытащил большой, загодя приготовленный особо прочный полиэтиленовый пакет, сгрёб в него выигранные деньги и, прикинув на вес, многозначительно глянул на Виринею:
– Ты не устала, радость моя?
В душе он казнил себя, что не прихватил второго пакета.
– Есть немножечко, дорогой. Что-то голова разболелась… Накурено у них тут… – Виринея поднялась и, войдя во вкус образа, кинула на чай крупье полсотни долларов. Гринберг ухватил её под локоток, и они поплыли на выход. Именно поплыли – красиво, не торопясь.
Публика смотрела им вслед с испепеляющей завистью. Шипела со всевозможными акцентами и без оных. Переживала. Только проигравшийся в пух и прах бизнесмен, пьяный с горя, в мятом блейзере и запотевших очках, вяло пил сухой «Пуи» и тихо твердил, точно Галилей перед судом инквизиции:
– И всё-таки он работает, этот хренов «мартингейл»[172]… всё-таки он работает…
Выиграть деньги оказалось проще, чем донести их до дому. Уже на выходе к Гринбергу подвалили двое, и оба явно не с добром. Орёлики были не в униформе и как бы не имели к «Монплезиру» никакого отношения, но… мы же взрослые люди, мы же всё понимаем.