Если б сейчас Ребекка увидела его, развлекающегося в развратном притоне в самом гнилом месте Комстока, что бы она подумала о нем?
«Приют дикарей» был ничем не хуже и не лучше прочих салунов, лепящихся друг к другу на Си-стрит. Никому не хватало фантазии даже хоть как-то назвать эту улицу. Обычно к полуночи возникали разные предложения среди завсегдатаев, но к рассвету все забывалось. Поднимаясь из-под земли наверх, шахтеры, отвыкшие от света и свежего воздуха, стремились превратить день в привычную им ночь и дышали спиртными парами, табачным дымом и отвратительным запахом дрянной косметики продажных женщин. Они работали по многу часов в душных забоях, в лабиринте, который по площади превосходил Чикаго.
Над этим лабиринтом возник и процветал городок Виргиния-Сити. Так как никто не заботился о том, как будет выглядеть город при дневном свете, его застроили кое-как, и поэтому он был пугающе уродлив. Круглые сутки здесь виски текло рекой, и заскорузлые от грязи шахтеры после работы напивались и совокуплялись, насколько хватало сил, с дряблой и немытой плотью проституток.
Салун заполняла обычная публика. Чумазые горняки топтались в танце с нарядными девицами, вздымая пыль, которая проникала через все щели и покрывала пол толстым слоем, более мягким, чем самый дорогой персидский ковер. Девушки здорово отплясывали, разгоряченные алкоголем, и обнимали уэлльсцев, евреев, немцев, а мрачные, углубленные в себя мексиканские «пистоллерос» расселись по углам и только ждали повода, чтобы затеять драку и перестрелку. Проштрафившиеся адвокаты с Восточного побережья, лишенные лицензии на практику, но все-таки одетые в выстиранные манишки и воротнички под горло, были заняты крупной игрой в покер.
В одном углу салуна уже вспыхнула ссора между чилийским шахтером и мелким торговцем-итальяшкой, но пианист продолжал играть как ни в чем не бывало, заглушая разъяренные возгласы. Пока не прогремят выстрелы и пули не начнут летать по залу, никто не собирался ни во что вмешиваться. И рулетка по-прежнему крутилась, и миниатюрный француз – выходец из Канады, лелея в пальцах вынутый из ножен отточенный стилет, следил своими серыми безжизненными глазами за ее замедляющимся бегом. Он был подобен вулкану, который долгие века спал, но вот-вот был готов взорваться и излить раскаленную лаву на весь этот греховный мир.
Рори принадлежал этому миру, и Ребекка была далека от него, как колючие серебристые звезды в ночном небе пустыни. Чтобы оживить в памяти ее образ, он подогрел себя еще одним глотком так называемого виски.