– Что у вас тут стряслось? – спросил я довольно легкомысленным тоном, как это и позволительно любой человеческой особи с великого перепою.
– Ожил, молодец! – поприветствовал меня Тошка и тут же, проигнорировав мой вопрос, стукнул кулаком по дверной филенке: – Юрий Петрович! Не дури! Открой!
– А пошли вы!.. – донесся из-за двери отчаянный выкрик, против обыкновения содержащий только одно матерное слово.
– Юрий Петрович! Ну хочешь, посидим вдвоем, как мужик с мужиком, а? Я тебе виски хорошее принес и шоколад на закуску? – Ливадин врал напропалую, в руках у него не было ни бутылки, ни еды, но, видно, обстоятельства дела представлялись критичными.
– Не выходит! И все тут! – пояснила мне Олеська и в испуге развела руками.
Как бы я ни относился к Крапивницкой, но в данный момент ей посочувствовал. И без того на Олеськину голову свалилось немало, а тут еще неизвестная неприятность. С Юрасиком, коего она добровольно вызвалась опекать.
– А что все же случилось? – спросил я Крапивницкую, раз уж она выразила готовность общаться. – Вы поссорились?
– Что ты! Я по-соседски хотела зайти. Ты же сам сказал, что Юрасик сам не свой. И вот, зашла! А он меня за шиворот и выставил вон! И давай орать. Что всех поубивает, если к нему еще сунутся. И запер дверь на ключ. А я испугалась, – поведала мне Олеся и собралась пустить слезу.
– Леся к нам прибежала. И рассказала. И мы поняли, что с Юрием Петровичем случилась беда, – коротко, глядя в сторону, пояснила мне Наташа. – Вот уже полчаса стучим, уговариваем. Сначала он молчал, теперь хоть матерится, и то слава богу! Но все равно никого не хочет видеть и не открывает. Мы уже просились и все вместе, и поодиночке.
– Так уж и никого? – вдруг спросил я, не совладав с собой. Ну и пусть. Она была виновата первая, когда почувствовала и отвела глаза, и стала смотреть мимо меня. А значит, ее смущение передо мной позволило мне стать ее судьей. – Даже тебя? Это странно.
Слова мои прозвучали не вызывающе, куда там! А намного хуже. Угроза и обвинение во всех грехах, мое страдание от того, что я знаю, тихий вопль палача – вот как это было.
– Даже меня, – ответила она. И согласилась. (Я бы прибил ее тотчас, если бы мог поднять на нее руку.)
– Мне надо поговорить с тобой! – потребовал я. – Сейчас же!
– Хорошо, – опять согласилась она. Но никто из нас не тронулся с места.
Мы все еще стояли перед дверью, и Тошка продолжал колотить в нее редкими равномерными ударами, чтобы не злить чересчур Юрасика. И Крапивницкая металась взглядом туда-сюда, не зная, прислушиваться ли к нам с Наташей из любопытства, или помогать увещевать Талдыкина.