Батяня с интересом вслушивался в беседу начальника и подчиненного. Прямо напротив него на стене висел огромный портрет Боливара – пожалуй, единственное, на чем можно было остановить взгляд. На картине национальный герой был изображен на каком-то высоком холме, с которого открывался вид на большой город, находившийся внизу, в долине. Взор Боливара был устремлен вдаль, к новым победам и свершениям.
– Видимо, я чего-то не понимаю, господин президент, – пожал плечами полковник, – ведь лейтенант ничего мне о вас и о русском майоре не говорила.
– Как не говорила?
– Да, именно так…
– А каким же образом вы нас отыскали? – подал голос Лавров.
– Просто беспилотный самолет-разведчик засек, что в этом квадрате начался бой, вот и выслали десант, – пояснил начальник охраны.
– А где лейтенант сейчас? – спросил команданте, поправляя воротник сорочки.
– Да там же, на местности. Она в составе группы десантников. С ее помощью они пытаются установить место, где Мендоза держит пленников – русского инженера и вашего пилота. Мы готовим операцию по их освобождению, вылет назначен через полчаса, – сообщил офицер.
– Господин президент, – крутнулся в кресле Батяня, – я прошу вашего разрешения также участвовать в операции. Как-никак речь идет и об освобождении моего соотечественника, да и вообще я считаю, что смогу оказаться полезным.
– Ну, я вижу, майор, что тебя все равно не удержишь, – усмехнулся команданте, – да ты и вправду двужильный? Не успел вернуться к нормальной жизни после одной передряги, а уж снова рвешься в бой. Ты как, Диего, не против участия русского гостя?
– Ничего против не имею, – сказал полковник, – скорее даже наоборот.
– В таком случае и я даю свое согласие, – заключил президент.
– Об этом и речи быть не может! – твердо сказал Маурильо, побледнев от гнева.
– Да послушайте, – уныло протянул Пушкарев, – я ведь не склоняю вас ни к чему такому. Я просто говорю о том, что следует все обсудить, обмозговать. Отказаться никогда не поздно.
Он обвел глазами пещеру, в которой они томились. Особо разглядывать здесь, конечно, было нечего, тем более что за время сидения инженер, казалось, изучил все до мельчайших подробностей. Пространство было донельзя ограниченным. Единственным местом, где чувствовался простор, являлся «балкон», но и там ничего хорошего для себя там Пушкарев не видел. Пропасть его продолжала пугать, особенно в свете последних событий.
«А если нас туда сбросят? – думал он. – Просто кинут живьем вниз?»
Погибнуть таким образом ему казалось гораздо худшим вариантом, чем от пули. Впрочем, и то, и другое трудно было считать привлекательным вариантом…