Джоанна услышала звук застегивающейся молнии: медэксперты упаковали тело и вывезли из гостиной. Все это время Джоанна смотрела в пол. Она ожидала, что теперь за дело примутся криминалисты, но вместо этого увидела, что в комнате снова появились ботинки детективов, которые теперь окружили ее. Джоанна глубоко вздохнула и приготовилась к новой атаке.
– Так что насчет агента Кида? – Ботинки Коффи находились лишь в нескольких сантиметрах от нее. – Вы говорите, что он тоже мог закричать? И вы полагаете, что он сидел в вашей приемной, терпеливо ожидая помощи, и молчал? – последнее слово отчетливо выразило его недоверие. – Он ждал вас, доктор?
– Ты была в соседней комнате, так, доктор Аполло? – Кроссовки Мэллори выступили вперед.
– Да.
– И вы ничего не слышали, – слева показались огромные ботинки Яноса. – Ни криков, ни шума – ничего.
Детективы разом обрушились на нее, засыпая вопросами, окружая ее тесным кругом. Один из внешних кругов ада Данте? Нет, Джоанна давно решила, что ад – вовсе не место, а бесконечное, неумолимое течение времени, которое уносит ее все дальше, не давая выбраться на берег.
Джоанна закрыла глаза.
Кто-то осторожно прикоснулся к ней и сплел пальцы своей руки с ее пальцами. Затем наступила тишина. Она открыла глаза и увидела рядом с собой Рикера. Остальные полицейские почтительно отступили под его гневным взглядом.
Виктор Пэтчок положил рыжий парик на шкаф и обвел взглядом свои владения: комната, ванная, голые стены. В ванной и туалете не было дверей: он снял дверцы даже с кухонного шкафа, чтобы там никто не спрятался. Он не мог сделать только одного – раздвинуть стены, чтобы добраться до самых крохотных нарушителей покоя, мышей. Их было слышно день и ночь, под маленькими цепкими лапками отскакивали кусочки штукатурки. Виктор постоянно слышал, как они шныряли над головой, под ногами, вокруг постоянно, каждую минуту, и от любого звука сердце колотилось. Мыши приходили к нему во сне, он и сейчас грезил о них, широко открыв глаза и уставившись на кусочек неба – все, что он мог видеть в решетчатом вентиляционном окошке. Иногда этого вида было катастрофически мало для него, ведь он постоянно сидел взаперти. С улицы окна были забиты досками, чтобы он случайно не выдал себя, выглянув в окно.
Его прошлая жизнь казалось такой далекой, словно была чужой. Больше всего на свете Виктор хотел вернуться домой, но не мог. К тому же он очень изменился – никто бы его не узнал теперь. Он провел рукой по волосам и вдруг с ужасом обнаружил, что их нет. Он сам обезобразил себя, сбрив недавно все волосы.