Подхватив последние мои слова, он зашелся в неистовом патриотическом раже:
— На свете нет пока — команды лучше «Спартака»! — Выбрасывая на манер нацистского приветствия правую руку, придерживая свое непослушное тело о стену левой рукой и стараясь при этом казаться натянутой тетивой лука, он не оставлял почтенному собранию никакого выбора на тот случай, если бы заседателям, сверх основного вопроса — об установке домофона, пришлось бы решать еще и дополнительный — в каком душевном расположении находится Юрец сегодня. — «Спартак» — чемпион! «Спартак» — чемпион! «Спартак» — чемпион! — горланил он на весь подъезд.
После третьего раза Юрец немного притомился. Обведя задумчивым взором толпу собравшихся и решив, что он, по-видимому, так и не покидал еще пределов стадиона, Юрец вновь принял боевую стойку спартаковского фана, но тут неожиданно столкнулся с холодным, презрительным взглядом отставника; когда же он заметил и мою поощрительную улыбку, в нем что-то прошурупило, законтачило, похоже, Юрец наконец врубился в открывшуюся его глазам диспозицию, и тогда, обращаясь непосредственно ко мне, тоном поднявшегося с колен предводителя гладиаторов, которому бесконечно претит рабско-униженная покорность его сотоварищей, как попка повторяющих: «Ave, Caesar, morituri te salutant», — он бросил к моим ногам уже новый воинственный клич:
— Бей «Динаму»! Мишаня! Да дай ты в рог этому старому придурку! А хочешь — я сам ему вмажу? Мы этой своре пачкунов с ментовскими ухватками враз рога пообломаем. «Спартак» — чемпион! «Спартак» — чемпион! «Спартак» — чемпион!
— Мужчины! — взмолилась активистка собрания. — Да уймите же вы его наконец!
Мужчины, за исключением отставника, продолжали благодушно улыбаться. Женщины пугливо переглядывались между собой. Только баба Катя, знавшая Юрца еще с пеленок, сердобольно пропела:
— Юрочка, миленький, иди себе с Богом, детка, домой. Расступитесь, люди, видите — вон оно как бывает. Это ж надо — как человека скрутило! Совсем болезный!
Под осуждающими взглядами женщин Юрец осилил первую ступеньку.
— Да помогите же ему, мужчины! — вновь заголосила активистка. — Проводите его к лифту.
— Бесполезно, — с насмешливой миной спустил пешком на землю витавшую в сказочных грезах активистку мой сосед с шестого этажа — Серега. — Лифт уже третий день не работает. Теперь он разве что к ночи доберется до хаты.
Будто из самого чрева активистки раздались приглушенные причитания:
— Боже святый, мамочка родная! За что мне это? В чем я провинилась?
Спасительницей положения вновь выступила баба Катя: