— Покойник, так и лежи смирно, я уже зацапал твое жалованье и переспал с твоей мамашей… — в непременном сопровождении жеста, по которому матросня всего мира узнает друг друга: сжатый кулак, обхвативший невидимый пенис.
Более почтительная встреча показалась бы мне странной.
Капитан здесь была седым ветераном, со шрамом от лазера на щеке. Мне вспомнился старший помощник Тилл.
Я сказал ей, что хотел бы вернуться к своим обязанностям, как только мне позволит здоровье.
Она оглядела меня с головы до ног.
— Вы уверены, юнга? Перед вами открываются широкие возможности. Вы еще молоды, но уже внесли свой вклад в борьбу за Экспансию. Вы могли бы отправиться домой.
— И что там делать, сэр? Она пожала плечами:
— Ферма, рудники, растить детей… Чем там еще занимаются земные черви? Или поступить в Комиссию Исторической Истины.
— Я — комиссар?!
— Вы там побывали, юнга. Вы побывали среди призраков и вернулись — с самой важной информацией, какую получала Комиссия за последние пятьдесят лет. Вы уверены, что хотите снова воевать?
Я припомнил спор между Джеру и Паэлем. Будущее меня не радовало. Я попался в капкан, который Джеру назвала логикой истории. Но ведь то же самое относилось к большей части человечества на протяжении всей его долгой и кровавой истории. И что нам оставалось, как не прожить свою жизнь, ловить сколько сумеешь света — и стоять за своих товарищей?
Какой из меня фермер? А на Комиссию у меня в жизни мозгов не хватит. Нет, я не колебался.
— Живущий кратко горит ярко, сэр.
— Реки Аида! — У капитана вроде бы комок застрял в горле. — Это надо понимать как «да», юнга?
Я встал по стойке смирно, хотя внутри у меня что-то щипало.
— Да, сэр!