– Никого.
– Одевайся!
– Они ушли?
Я промолчал. Хорошая она девчонка, но лучше бы не задавала вопросов. Света надела свою роскошную шубу. Мне стало дурно. Я решительно снял ее, открыл балконную дверь и выбросил вниз.
– Ты сошел с ума, – печально прошептала она.
Я промолчал, подтолкнул девушку к двери, потом сорвал простыни, скрутил их жгутом, привязал к перилам балкона, навесил на себя сумку, перелез на наружную сторону и, удерживаясь на руках, спустился на нижний балкон. Хвала тому, кто придумал низкие потолки! Потом я подстраховал Светочку. Молодчина, не испугалась и, самое главное, молчала.
За занавесками протекала чья-то мирная жизнь. Мерцал телевизор, слышались реплики телесериальных героев. Их комментировал ироничный мужской голос, явно, глава семейства. А за стеклом балкона, в трех метрах от жильцов квартиры, достигла кульминации, яростного накала другая, реальная и бестолковая жизнь. Такая, что не приведи кому господь…
Таким же образом мы спустились на очередной балкон, а оттуда до земли было рукой подать, вернее, ногой достать. И, подхватив шубейку, побежали по земле быстрым бегом, не помышляя о машине, оставленной у подъезда. Долгими переулками и дворами мы пробрались к троллейбусной остановке, прыгнули в 20-й номер троллейбуса, и он, равнодушный, покатил нас к центру.
– Ты единственный, кто есть у меня на этой планете, – сказала Света, и в этот момент ее слова не были напыщенными или неискренними.
Она дрожала от холода и страха, ей хотелось покоя в маленьком уголочке многоэтажного бруска жилого дома, комнатушке за дверью, про которую никто не знает, ей хотелось раствориться в многомиллионном городе. Но за каким мерцающим сквозь пургу окном вас поймут, откроют дверь, пропустят в дом, предложат чаю, подогреют ужин и не будут ждать пытливо, пока вы его торопливо проглотите…
Я обнял беглянку, и мы молча ехали, ерзая от дрожи на задубевшем дерматине сиденья.
Ночной мороз нарисовал на окне невиданные папоротники и пальмы, переплетенные лианы, цветы счастливой красоты. А может, это наше живое дыхание помогло ему, опьянило, и грезы родили фантазии дальних миров?
Я поцеловал ее в холодную, как морозное яблочко, щечку. Света улыбнулась одними глазами, и я понял, что на душе у нее посветлело и нет причин убиваться.
Сделай женщину хоть чуть-чуть счастливей и поймешь, что все остальное, чем ты занимался, – ерунда и суета.
Прошло всего лишь полчаса… Мы не могли ехать бесконечно, прижавшись друг к другу, странники без цели и сожалений, счастливые тем, что могут согревать друг друга в пустынной коробке троллейбуса, устало крякающего на выбоинах московских мостовых.