Гасильщик (Дышев) - страница 53

– У меня был знакомый, который в компаниях любил как бы в шутку говорить, что у него «гигантское самолюбие». Наверное, думал, что это очень тонко. А один раз его очередная подружка на это сказала, что лучше было бы ему иметь кое-что другое гигантское…

– Так какую же вы плату хотите?

– Нарываешься на конфликт, чтоб был повод выскочить в одной юбчонке-рубашонке на улицу, пробежать три квартала, затем позволить догнать себя и, смилостивившись, гордо вернуться.

Я налил вино в стаканы, молча протянул ей. Она взяла, вздохнула.

– Мужчина всегда ищет возможность получить от женщины компенсацию за свой труд, услуги, помощь. Помогая же мужчине, лицо мужского пола делает это ради дальнейших выгод или же из чувства дружбы. А женщина в святое понятие бескорыстной дружбы не допускается – как, скажем, в мужской клуб или в монастырь… Вы можете разыгрывать благородство, пылко возиться у наших колен, воровать цветы с клумбы, выполнять самые сумасбродные наши идеи, но все это лишь для достижения цели и удовлетворения мужского самолюбия. Даже ваш половой инстинкт уступает ему, он в подчинении, на втором плане. Важно одержать победу, не правда ли?

– Ты феминистка. – Я постарался придать голосу крайнюю степень разочарования. – Как жаль… А я-то думал, что ты самая классная девчонка, без идиотских завихрений, которыми страдают уродины и лесбиянки.

Светлана пропустила мои слова мимо ушей, она буквально съежилась в комок, даже ноги поджала. Маленький котенок, которого подобрали на улице, напоили молочком, но он еще не отошел, ерошит шерстку, шипит и пробует царапаться.

Я представил, что она стоит у пропасти: задувает ветер, внизу могильный холод притягивает, словно змеиный зрачок… Я придвинулся к ней, но только коснулся ее волос, как она отшатнулась и гневно бросила:

– Подожди, успеешь!

Я молча ушел на кухню, выкурил сигарету, открыл вторую бутылку, вернулся в комнату…

Глаза ее блестели от слез, как могут блестеть лишь от горя или счастья. Счастья не было.

Она отвернулась, и, когда вновь посмотрела на меня, глаза ее стали колючими, как снег, задувавший на мосту.

Настроение моей гостьи менялось, будто смерч, который взметался к небу и возвращался с утроенной силой.

Она неожиданно предложила:

– Давай выпьем за то, чтобы не было подлости.

Я пожал плечами, при чем тут подлость, и кого надо иметь в виду… И выпил.

Часы перевалили за полночь, в соседнем доме поочередно гасли огни, я рассеянно наблюдал за беспорядочным отходом ко сну жителей моей улицы. Впрочем, беспорядочным был я, со своими случайными связями, нелепыми историями… А в многоэтажке, наоборот, все упорядоченно, благообразно. «Устаканено».