– Ну, рассказывай, – сказала она томно, глаза ее продолжали блестеть. Природу этого явления я не понимал.
И я вкратце рассказал то, что не представляет никакого интереса, добавив, что жизнь – это исправление ошибок, своих или чужих. Разницы особой нет.
– Вот и все! – заключил я и добавил: – Спокойной ночи!
– Я ничего не поняла! – вдруг раздался недовольный голос.
– А что тут непонятного? Жизнь моя проста, как веник. Теряешь потихоньку прутики, худеешь, и, в конце концов, остается одна веревочка – как напоминание о том, что пора удавиться.
– Какой-то ты глупый! Я просто не поняла, почему ты не поцеловал меня?
– О, я не хотел осквернять наши чистые отношения! Ты могла бы плохо обо мне подумать, как только бы я навис над тобой, – куртуазно разъяснил я. На последних словах голос предательски дрогнул.
От Светланы это не укрылось, видно, и с ней что-то происходило, потому что голос ее совершенно изменился:
– Ну, и не надо.
Я повернулся на другой бок и решил уснуть. Но не тут-то было! Сердце вдруг ни с того ни с сего заходило ходуном, будто я выпил пару флаконов горячительного; жестокие эротические видения стали преследовать меня, как одинокого путника стая бродячих собак. И оставалось только поднять крепкую палку и разделаться по всем правилам… На мгновения я проваливался в короткий сон и опять – будто тонул в омуте. От одной мысли, что рядом лежит девушка, моя тайная страсть и предел мечтаний, мне становилось жарко. Я взопрел, как бык на корриде, хотя лишь ворочался с боку на бок. Я скинул рубашку и потихоньку вылез из джинсов. Лег одетым – боялся замерзнуть…
Я чувствовал, что она не спала. Человек не может долго притворяться спящим. Для этого нужно слишком большое напряжение. Притворщик быстро устанет и потом уже заснет. А может, ее всегда целовала перед сном мама, и это для нее не только ритуал, но и необходимое условие для сна? Но теперь поздно, момент упущен.
Липкую, медовую полудрему взорвало дикое животное, яростно набросившееся на меня. Обожгло ее голое тело, бездумное мое упрямство смело ураганом, в мгновение снизошла мудрость богов, ее стон вырвался из груди… Мы провалились в бездну… Она разрывала меня на куски, изгибалась, гладкой змеей скользила по мне, я чувствовал ее всю – губы, упругие полушария грудей, трепетные соски, и снова горячие губы. Она не знала границ моего трепещущего тела, будто лишенного кожи. Сила, независимая от меня, вот-вот должна была извергнуться, взорвать меня, лишить разума, бросить бездыханного к ее ногам, груди, пряному треугольнику, засасывающему без следа – как у дальних бермудских берегов. Она извивалась на мне, мы были словно обезумевшие всадники яростного поединка…